– Кто!? – ору уже я.
– Ле…левольвер на полу лежит.
Теперь мы с Воробьем вопим дуэтом.
– Какой револьвер?
– Мужа моего покойного. Наградной. С войны. – С явной гордостью сообщает Анна Ивановна.
– А почему же это, бабуся, оружие у Вас в доме хранится? – с плохо скрываемым раздражением, спрашивает Птицын.
– Как дед помер, левольвер куда-то и пропал. Сперва поискала, а потом и забыла про него.
– А где сейчас он? – Спрашиваю я, уже относительно спокойно.
– Как «скорую» вызвала, то его в шифоньер за белье спрятала, а потом совсем про него забыла.
– Да, бабуля, с тобой не соскучишься. Забыла она. – Уже без злобы ворчит Воробей. – Пошли, покажешь, куда положила.
Анна Ивановна подходит к шкафу и открывает дверцу. Я беру носовой платок и аккуратно извлекаю из-под стопки выглаженного белья револьвер – «наган», с блестящей хромированной табличкой сбоку. Нюхаю ствол – все понятно. В гнездах барабана четыре патрона, один из них с пробитым капсюлем. Солидная игрушка. С сожалением кладу револьвер на место. Воробей, в нарушение всех правил, роется в письменном столе, потом переходит к трупу. Птицын поднимается с колен, в его руке, сложенный вчетверо, тетрадный листок. Воробей читает и передает мне. Это то, что он искал – предсмертная записка.
Никаких сомнений уже нет. Самоубийство или по-научному – суицид. Отдаю должное потерпевшей – мотивы, толкнувшие ее на столь ужасный шаг, изложены в записке исчерпывающе подробно. Шла она к этому, видимо, давно и подготовилась основательно.
Неожиданно ловлю себя на мысли, что хотел бы видеть, чем сейчас занимается Галевич. Жалко его. Пролететь мимо такого, казалось бы, близкого раскрытия. Факт, не повезло.
Дополняю показания Анны Ивановны вновь открывшимися обстоятельствами. Слышу раздающийся с лестницы стук подошв нескольких пар ног. Наконец, первым вижу старшего опера убойного отдела Главка, никогда не унывающего весельчака Мишу Орловского. Следом за ним чинно выступает следак прокуратуры, его я не знаю. Последними завершают процессию судебно-медицинский эксперт Женя Левченко и криминалист, уже успевший что-то отщелкать из своего фотоаппарата.
– Привет славным работникам районного разлива. – Как всегда с улыбкой, говорит Орловский и протягивает руку мне и Воробью.
– Что, расплодили глухарей на вверенной территории?
– О чем ты, Миша? Какие глухари, – картинно возмущаюсь я. – Мы работаем чисто.
– Тогда не понял. Зачем я здесь? – Улыбка не сходит с лица Орловского. – Это что же получается – ложный вызов? Тогда ставьте.
