Он откинулся на подушки, немного помолчал, а потом начал читать, глядя в потолок, как будто слова были написаны на нем:
«Кто это станет читать?» Вот это? Никто! «Ты уверен?»
Двое или вовсе никто. «Это скверно и жалко!» Да так ли?
Полидамант и троянки, боюся я, что ль, Лабеона
Мне предпочтут? Пустяки! Зачем тебе следовать вкусам
Смутного Рима? Зачем стараться выравнивать стрелку
Ложных весов? Вне себя самого судьи не ищи ты.
Есть ли кто в Риме, чтоб он… Ах, коль можно сказать бы! Но можно,
Если на наши взглянуть седины, на жалкую нашу
Жизнь и на то, что теперь мы делаем, бросив орехи;
Корчим когда из себя мы дядюшек… Нет уж, простите!
Внезапно он поморщился и замолчал, схватившись за бок…
– Что с тобой? Тебе плохо? – испуганно спросил Лукан, приподнимаясь на своем хозяйском месте.
– Нет, ничего… – помолчав, отозвался Персий. – Сейчас отпустит. Бывает у меня такое. Мне бы чего-нибудь с миррой. Вина несмешанного или меду. Это помогает.
Лукан тотчас отдал распоряжение рабу, чтобы принесли и вина, и меду с миррой, и, заняв прежнее положение, вернулся к разговору:
– Послушай, Персий, как тебе это удалось сочинить?! Мы что-то говорили, бросали какие-то обломки фраз, а ты прямо на наших глазах из этих обломков возвел столь стройное здание!
– Ну, до здания еще, положим, далеко! Так, вестибул[89]… Не знаю… Я обычно всегда так и делаю. Поэтому у меня всегда в сатирах какой-то спор. Корнут, наоборот, меня всегда за это ругает.
– Я не согласен с ним! Я всегда восхищаюсь твоим даром и вообще считаю, что золотой венок победителя Нероний должен принадлежать тебе, а не мне! Я с радостью отдам его… Рядом с тобой я ничто! – глаза Лукана горели восхищением, а его самоуничижительный порыв немало удивил Поллу. Она подумала, что, видимо, еще совсем не знает своего мужа.
– Жену ты мне тоже отдашь? – слабо улыбнулся Персий. – Ведь ты женился на ней, потому что победил.
– Как Катон отдал свою Марцию? – засмеялся Лукан, вопросительно глядя на Поллу. – Ну, как захочет… Она же выходила за первого поэта…
Полла обвила руками его шею и прижалась щекой к его щеке.
– Нет, я никуда от тебя не уйду! – тихо, но твердо сказала она. – Даже если ты не будешь первым поэтом! Ты для меня все равно первый, всегда, что бы ни случилось!
Длительный поцелуй был завершением ее слов. Теперь она уже не стеснялась ни тех поцелуев, которыми мог внезапно одарить ее муж, ни собственного желания приласкать его в присутствии друзей. Взглянув вновь на гостей, она увидела, что они мечтательно улыбаются.
