Пенкин благополучно миновал контролершу и быстрым ходом проследовал в зал. Там было много пустых мест. Пенкин выбрал получше в восьмом ряду и уселся рядом с парнем в ушанке, надетой задом наперед.
Культпоход сидел вместе, а остальные ребята кто где. Почти у всех одиночных ребят на коленях лежали портфели.
«Наверно, во вторую смену учатся», — подумал Пенкин и стал смотреть киножурнал.
В журнале колхозники убирали хлеб, ребята отдыхали в пионерлагере, туристы ходили в поход, курортники купались в море, на улицах шелестели деревья. В журнале вовсю светило солнце, и Пенкину было приятно думать, что бывает на свете лето.
После журнала зажгли свет, и в зал вошло еще человек двадцать одиночных девчонок и мальчишек. Сосед Пенкина скосил глаза на пенкинский портфель и спросил небрежно:
— Сколько мотаешь?
— Чего? — не понял Пенкин.
— Мотаешь, спрашиваю, который день?
— А… Первый, — пробормотал Пенкин.
Парень презрительно покосился на Пенкина, присвистнул и сплюнул куда-то вбок.
Картину он знал наизусть. Объяснял Пенкину, что будет дальше, и успокаивал его в самых тревожных местах. От него и узнал Пенкин, что морской отряд превратится в сухопутный и отправится выполнять ответственное задание. Что город, хотя и ненадолго, получит желанную воду. Что переодетый в немецкий мундир артист Тихонов встретит девушку, которую случайно встретил в начале фильма. Так и случилось, точь-в-точь.
После фильма Пенкин с соседом пошли к выходу вместе. У дальней портьеры сосед остановился и спросил Пенкина:
— Нырнем?
— Чего? — снова не понял Пенкин.
— Останешься на второй?
— Нет, я пойду.
— Ну и я пойду. А то надоело. Девятый раз одно и то же.
И одиночные ребята и культпоход у входа обменивались впечатлениями.
— А они остались в живых? — спрашивала зловредная Салазкина.
— Да, — авторитетно разъяснял ей посторонний малыш с ранцем за плечами. — Ведь это все снималось на фронте.
— На каком фронте? — не унималась Салазкина. — Это же артисты!
— «Артисты»… Там же было написано — 1941 год.
— А когда была война? — заинтересовалась другая девочка, помладше.
— Эх, ты, в сорок первом и была!
— Ну и что? Все равно это артисты, — вмешался крикливый мальчуган.
— Помолчи, — сказал пенкинский сосед. — Правильно, это — артисты. — И в качестве поощрения за сообразительность наградил мальчугана хорошим подзатыльником.
Когда они с Пенкиным уже шли по двору, парень в ушанке указал на кого-то впереди и процедил:
— Во-он тот, чернявенький, пятую неделю мотает.
