Четверка в четверти | страница 18



Под давлением записки Пенкин пошел к окошку набирать чернила в ручку. Он набирал их долго, пока Мария Павловна не отвернулась и не стала спрашивать у Миронова, как будет по-немецки «двугорбый верблюд». Убедившись, что все занялись двугорбым верблюдом, Пенкин посмотрел на студенток в очках — те записывали что-то в свои тетрадки. Тогда Пенкин подошел к учительскому столу и осторожненько вынул тетрадку из портфеля.



Прозвенел звонок.

Мария Павловна, установив окончательно, как называется двугорбый верблюд, взяла портфель и, сказав Пенкину: «Зайдешь после уроков в учебную часть», победоносно взглянула на студенток в углу и хотела было выйти из класса, как вдруг остановилась и стала рыться в портфеле.

Не обнаружив тетради, она сказала:

— Никто из класса не выходит. Кто взял тетрадь?

— Тетрадь взял я, — честно признался Пенкин.

— Ты взял тетрадь из чужого портфеля?

Если бы не было студенток, все, может быть, и обошлось, но в присутствии посторонних Мария Павловна решила поднять вопрос на принципиальную высоту, тем более студентки записывали каждое ее слово.

— Ты взял тетрадь из чужого портфеля, — повторила Мария Павловна еще раз, наверное для того, чтобы студентки успели записать. Дальше Мария Павловна сказала, что понимает теперь, кто мог взять из ее портфеля рубль десять копеек, которые пропали у нее на прошлой неделе.



Все, и наверно сама Мария Павловна, отлично понимали, что рубль десять копеек никак не связаны с несчастной тетрадкой, но Марию Павловну занесло.

Факт оставался фактом. Пенкин опять совершил проступок, и, значит, зря его оставляли на неделю в покое.

Мария Павловна, ничего не знавшая про родителей Пенкина, потребовала у него дневник и написала в нем: «Явиться в школу родителям!»

Когда Мария Павловна вышла из класса, сопровождаемая двумя студентками в очках, которые, по всему судя, были восхищены полученным уроком, многие набросились на Борю Ильина, из-за которого все приключилось. Но Боря доказал, как дважды два, что Пенкин виноват сам — нечего было брать списывать тетрадь, а нужно было дома готовить уроки.

В общем, вышло нехорошо, и еще неизвестно, чем вся эта история грозила Пенкину. Замошина и Ильин, кажется, были очень довольны. Многим было все равно. Толя отправился изобретать, Щукин — в Дом пионеров, Шамрочка — разводить цветы.

Не все равно было Гале Кудрявцевой. С некоторых пор она стала жалеть Пенкина, особенно после того, как одна из всего класса узнала, что пишет Пенкин в своей общей тетради.