Илья примирительно сказал:
– Персонаж – это семиотический объект, обладающий определенным набором свойств и культурными кодами. «Хомяк» в качестве культурного кода передает содержащиеся в нем свойства: неприхотливость, дружелюбие, способность обходиться незначительным количеством пищи.
Ирка благодарно кивнула – да, точно.
Если честно, правда не совсем на моей стороне.
Ирка сказала: «Я требую полного соблюдения частичного инкогнито» – разрешила назвать персонажа в ее честь, но без интимных деталей. Еще Аристотель говорил, что произведение – это живое существо, живет по своим правилам, оторвавшись от автора, иными словами, носогубные складки написались сами. Но Ирке нет дела до литературы, она просто хотела дарить знакомым книжку со словами «я здесь фигурирую»…Известен случай, когда один политический деятель собрался писать автобиографическую книгу, но его друзья не хотели фигурировать в книге и собрали деньги, чтобы он не писал книгу, и отдали ему вместо гонорара. Если бы Ирка отдала мне дневную выручку, я бы согласилась не писать?… Думаю… нет. Тем не менее упомянуть носогубные складки было не совсем порядочно.
Я зажмурилась и начала повторять про себя спасительные слова «фиеста, фиеста…». Я не имела в виду, что мне пора на полуденный отдых, и не сравнивала себя с Хемингуэем, просто успокаивала себя историей романа «Фиеста». Хемингуэй описал в романе друзей и любовницу и почти дословно воспроизвел их разговоры. Его друзья были уязвлены и чувствовали себя оскорбленными перед столькими людьми!..Перед сколькими людьми? Какой тираж был у Хемингуэя? А если учесть все переиздания? Аудиокниги? Переводы? «Фиеста» – один из самых переводимых американских романов. Это было не совсем порядочно.
– По статистике, каждую книгу читают три человека, умножим тираж на три… книжка продается хорошо, значит, будут переиздания, их тоже нужно умножить на три… Нужно было колоть не ботокс, а гиалуроновую кислоту, – бормотала Ирка.
Умберто Эко писал, что читатель использует текст «как проводник для собственных чувств, зародившихся вне текста или текстом случайно навеянных». Моя книжка пробудила в Ирке подсознательное чувство вины за то, что не сразу освоилась в мире косметологии.
– Ирка, прости меня, я была неправа, – сказала я.
Но это были не вполне искренние извинения, – а если бы друзья Хемингуэя посмотрели на это с другой стороны? Осознали, что теперь произнесенные ими слова не исчезнут, не растворятся в вечности, их страсти, ошибки, падения будут жить вечно, приблизительно вечно? У них бы голова закружилась при этой мысли!.. Вот и Ирка-хомяк, – кто вспомнит, что она вводила ботокс в носогубные складки? Никто. А благодаря моей книжке совершенно иная ситуация.
