Наука о небесных кренделях | страница 48
Однажды, встретившись с Иркой у лифта (гримаса капитализма к тому времени уже исчез), Мурка сказала: «Здравствуйте, Хомяк». Мурка была ребенком и не понимала, что существует разница между «говорить о человеке» и «говорить с человеком». Я шипела: «Не здравствуйте, Хомяк, а просто здравствуйте», Ирка смеялась, – я давно заметила, что красавицы не так обидчивы, как дурнушки, – и тут же, у лифта, мы из соседей стали подругами. Первое, что Ирка сказала мне в качестве подруги: «Ты сама виновата, что попала в неловкое положение, – сплетничала о соседях с ребенком. Не обижайся, я твой друг и говорю это для тебя. Друг должен быть критичным, чтобы ты могла исправить свои недостатки».
Ирка – друг, она всегда не на моей стороне. Всегда говорит «ты сама виновата». Строго относится ко мне как к писателю. Любит хвалить других. Часто говорит «читаю – не оторваться!», и только во мне все запоет, что это моя книга, как оказывается, что нет, не моя. Иногда говорит: «Прочитала твою книгу – не обижайся, но могло быть лучше». Я не обижаюсь, Ирка говорит это для меня, чтобы я больше старалась.
Ирка не приходит на мои встречи с читателями, последний раз не пришла под предлогом «у меня худсовет». Но у буфетчиц не бывает худсоветов! Тем более додинский театр в это время был на гастролях в Москве. Софья Марковна, Иркина свекровь, сказала: «Я бы на твоем месте обиделась. Обязанность друзей – сидеть на творческих вечерах своих друзей в первом ряду с цветами». Мне совсем не помешал бы Хомяк с цветами в первом ряду, и я уже начала копить обиду, но вовремя совершила инверсию пространства. Давным-давно, когда девочка в песочнице ударила меня лопаткой, папа сказал мне: «Соверши инверсию пространства: поставь себя на ее место и поймешь, почему она это сделала». Я последовала папиному совету и поняла: перед тем как девочка ударила меня лопаткой, я сломала ее куличик.
Я совершила инверсию пространства, поставила себя на Иркино место, – и, находясь на Иркином месте, начала встревоженно думать: «Ирка превратилась из моей просто подруги в писателя, а вдруг Ирка думает, что теперь она лучше меня? А может, она и правда лучше?… Не пойду на Иркину встречу с читателями, не хочу стоять в толпе вместе со всеми, скажу, что у меня худсовет».
Считается, что ревновать к успеху не по-дружески, но, находясь на Иркином месте, я поняла: ревновать к успеху – это по-дружески. Мы ведь не ревнуем к успеху чужих людей, он не радует нас и не печалит, мы просто им пользуемся – читаем книги чужих людей, аплодируем чужим людям в театре. А по поводу близких друзей у нас есть сложившиеся стереотипы и ожидания. Став писательницей, я не оправдала Иркиных ожиданий. Так что не Ирка передо мной виновата, а я перед ней. А Софья Марковна, как Макиавелли, хочет разделить нас с Иркой и властвовать: надо мной с помощью пряника, над Хомяком с помощью кнута.