, прекрасно оформленная программа показалась ей более удачной, чем представление. Сейчас, впрочем, она сомневалась, что была права.
– Не стану скрывать, мы очень на вас рассчитываем, господин Кронштад. Вы налаживали производство повидла, затем руководили угольным отделом, а в конце были простым рабочим, то есть, вероятно, неплохо осведомлены обо всем, что происходило в гетто. – Регине показалось, что судья говорит чересчур доброжелательно.
– Ну, не обо всем… Но хочу сразу сказать: я страдал, глядя, как нами управляет этот тиран.
Лысоватый коротышка потолстел с тех пор, как она его видела в первый и последний раз. О том, чту, слыша такое, чувствует Хаим, ей даже думать не хотелось.
– Пожалуйста, поподробнее.
– Про мои страдания? – Кронштад состроил скорбную мину и пригладил волосы. Свои последние сто двадцать три волоса – она чуть не рассмеялась, когда ей это пришло в голову.
– Об этом позже. Начнем с негодных методов управления.
– Взять хотя бы распределение продовольствия… предпочтение отдавалось узкой группе людей. Начальники отделов, фармацевты, врачи, инструкторы, референты, офицеры полиции и вообще все, кто удостаивался милости председателя, получали дополнительные пайки не только для себя, но и для членов семей. Чем они это заслужили? Некоторые, признаюсь, делали кое-что полезное для общества, но большинство – просто карьеристы. Вопиющая несправедливость! Почему их родственники должны были лучше питаться? Почему им давали больше шансов пережить войну? За что, за какие заслуги? Я вас спрашиваю, господин председатель…
Последний вопрос Кронштад демонстративно адресовал Хаиму, а ведь Регина помнила, как еще не очень давно он на коленях о чем-то молил мужа. О чем именно, она не знала, поскольку поспешила выйти из комнаты, чтобы не быть свидетелем унижения этого жалкого человечка.
– Попрошу обращаться только ко мне, – одернул его судья. – Весьма похвально, что вы, хотя сами принадлежали к числу избранных, столь объективны в своих суждениях.
– Клянусь, это было нелегко – питаться не так, как другие. Но стыд заглушала гордость за тот огромный труд, что я вкладывал на каждой из занимаемых должностей. Часто мне приходилось ночевать в конторе, особенно когда мы выдавали уголь…
– Довольно об этом – вы вне всяких подозрений. Вернемся к председателю.
– Меня раздражали все эти торжественные собрания, юбилеи, выставки производимой продукции. Последнее еще понятно – нужно было постоянно рекламировать успехи Еврейского промышленного округа, как мы шутливо называли гетто. Но все остальное… это делалось только для того, чтобы воздавать почести председателю. Он приходил, кого-то хвалил, кого-то ругал, получал памятный подарок и расплачивался талонами для избранных. Омерзительно… – Дабы продемонстрировать, сколь велико его омерзение, Кронштад даже пошатнулся, будто под грузом тягостных воспоминаний. Регина подумала, что на провинциальной сцене он мог бы с успехом выступить в амплуа подлеца.
