– Ты же не хотела в Турцию!
– Не так. Я не хотела лететь в Турцию, когда туда летели Вика и Марк. Потому что у меня было дело здесь. Я предполагала, что в России могли остаться родственники Самойло. Ты нашел их. Все сложилось. Я узнала, что могла. Сейчас я не вижу причин оставаться здесь. Стелла больше ничего не расскажет. Самойло мертв. Местоположение Келя неизвестно.
– Ты не будешь его искать? – удивился Максим.
– Буду. Но это не срочно. Можно сделать после того, как мы вернемся из Турции. Сейчас я считаю, что более важно присматривать за Марком и Викой.
В ответ на это Максим только усмехнулся. Как-то странно было слышать, что она, подросток еще, за собственными опекунами присматривать собирается! Хотя открыто смеяться над этим, наверно, было бы наивно. Прошлые события показывали, что она отнюдь не беспомощна.
Так что он предпочел спросить:
– Ты, надеюсь, открыто к ним присоединишься? Или будешь тайно следить из кустов?
– Открыто. За их отелем из кустов не последишь. Это раз. Я не вижу смысла в тайных наблюдениях. Это два. Бронируй номер. Нам с тобой один на двоих.
Просто день сюрпризов какой-то! И снова Максим возражать не стал, такой подход ему даже нравился.
Пока он занимался бронированием отеля и подбором рейса, Ева засела за компьютер. С книгой, разумеется, и вовсе не потому, что не хотела выпускать свое сокровище из рук. Она открывала то одну страницу, то другую, читала, потом вводила что-то в строку поиска. Делала пометки на листке бумаги, который после вложила в дневник.
Закончили они почти одновременно.
– Номер готов, вылетаем через пять часов, – предупредил Максим. – Но в аэропорту лучше быть через два. Хотя можно и через три, если ты не успеваешь собраться.
– Я успею.
Для молодой девушки заявление казалось более чем оптимистичным. Однако очень быстро Максим получил подтверждение, что это не бравада: Ева собралась за час. Она не собиралась по схеме, которая привычна прекрасной половине человечества: не доставала из шкафа все, что есть, не крутилась в вещах перед зеркалом. Она четко, как компьютер, анализировала, что будет соответствовать погоде, что с чем сочетается, и это бросала в чемодан.
С одной стороны, это было удобно, с другой – чуть ли не жутко. У нее не имелось любимых вещей, она не собирала приятные мелочи, Ева вообще к предметам не привязывалась. Редким исключением можно было считать собачий ошейник, который лежал у нее на комоде.
После смерти собаки прошло больше полугода. Она не хотела ничего менять. Ошейник и поводок всегда лежали рядом, будто вот-вот настанет момент вести Хана на прогулку… Ева никогда не рассказывала, что чувствовала в день его смерти, она болью вообще не делилась. Но этот одинокий ошейник говорил о многом.
