Он ожидал увидеть на троне статую оракула, но, раз ее здесь нет, значит, она находится где-нибудь в другой части дворца, если вообще существует в действительности. Впрочем, за время его пребывания в Кешане столько мифов стало реальностью, что он не сомневался – рано или поздно он найдет какое-нибудь изображение или статую бога.
За троном обнаружился неширокий арочный проем, который в прежние времена, когда Алкмеенон был еще жив, несомненно, закрывали гобелены. Конан заглянул внутрь и увидел пустой альков, в правой стене которого открылся узкий коридор. Отвернувшись, он заметил еще одну арку, слева от возвышения, причем эту, в отличие от остальных, закрывала дверь. Дверь эта была очень необычной. Изготовленная из того же материала, что и трон, она была украшена многочисленными резными арабесками.
Едва Конан коснулся двери, как она распахнулась с такой легкостью, словно петли были смазаны совсем недавно. Перешагнув порог, он замер, оказавшись в небольшой квадратной комнате, мраморные стены которой поднимались к украшенному лепниной потолку с золотыми вставками. Позолоченный бордюр тянулся по верху и низу стен, и другой двери, кроме той, через которую он вошел, в комнате не было. Но все эти детали Конан подметил машинально. Все его внимание приковала к себе фигура, лежащая прямо перед ним на помосте слоновой кости.
Он ожидал увидеть нечто вроде статуи, вырезанной с давно забытым древним искусством. Но никакое искусство не было способно передать ощущение совершенства, возникавшее при взгляде на неподвижную фигуру.
Это была отнюдь не статуя, сделанная из камня, металла или слоновой кости. Перед ним лежало настоящее женское тело, и Конан не мог представить, с помощью какого темного искусства древние сумели сохранить его живым на протяжении стольких веков. Даже одежда на ней осталась целой – и Конан недоуменно нахмурился, где-то в подсознании у него зашевелились смутные подозрения. Искусство, сохранившее тело, не могло проделать того же с одеждой. Тем не менее она уцелела – золотые нагрудные пластинки с концентрическими кругами из небольших драгоценных камней, расшитые золотом сандалии и короткая атласная юбка, которую поддерживал украшенный самоцветами пояс. Ни на ткани, ни на металле не было заметно ни малейших признаков порчи. Даже в смерти Елайя сохранила холодную красоту. Тело ее было словно вылеплено из алебастра, стройное, но возбуждающее; в темной пене волос, уложенных в высокую прическу, сверкал кроваво-красный рубин.
