Я больше не разрывалась на две части, а была единой. Я стала самой собой: не женщина и не волк, а просто я. В старом как мир обряде двое становятся одним целым, а потом…
Ахнув, я достигла вершины наслаждения, когда Ник задел предназначенное только для него место. Еще толчок, и еще один, и снова, пока оргазм не сотряс нас обоих.
Когда последние вибрации в теле затихли, а горячий воздух сменился прохладным, я провела рукой по волосам Ника. Сердце сжалось: мне хотелось одновременно и прижать его к себе, и оттолкнуть.
Ник скатился с меня и улегся рядом. Он молчал, а я не знала, что сказать.
У меня было двоякое ощущение: вроде бы это я, но другая. Как такое возможно?
— Я приехал сюда не ради этого. — Его голос звучал отстраненно.
Я не знала, что сделала не так или, может, не сделала.
— Нет?
Он раздраженно выдохнул и сел.
— Я забыл надеть презерватив. Черт! — Он запустил пальцы в волосы.
Меня это не волновало, потому что забеременеть я не могла, а так как ликантропия могла вылечить даже пулевое ранение в голову (правда, не от серебряной пули), о половых инфекциях тоже можно не переживать. Плохо, что я не могла объяснить это Нику.
— В жизни так не тупил, — пробормотал он.
Внезапно почувствовав себя голой и одинокой, я отвела глаза и зацепилась взглядом за размазанное пятно крови на внутренней стороне бедра. Быстро завернулась в покрывало, чтобы Ник не увидел.
— Спасибо, — пробормотала я.
— Я не хотел, чтобы все случилось вот так.
— Ты хотел по-другому?
Ник поднял руки, потом опустил их.
— Элиза, ты меня чертовски запутала. Я смотрю на тебя, и мне кажется, будто мы совсем не расставались. Чувства те же, но мы уже другие.
Прямо в точку. К тому же я больше не человек. А была ли им вообще когда-нибудь?
— Ты выглядишь так, будто прошло всего семь дней, а не семь лет. — Он склонил голову и пристально посмотрел на меня. — Как такое возможно?
Его слова напомнили — как будто мне нужны были лишние напоминания! — что нам никогда не быть вместе. Не судьба. Рано или поздно Ник узнал бы, кто я на самом деле и что сделала, и возненавидел бы меня.
— Мне хочется тебя ненавидеть, — пробормотал он.
Я вздрогнула: он что, читал мои мысли?
— А разве ты не уже?
Ник поглядел на кровать, потом на меня.
— По-твоему, это можно назвать ненавистью?
— Нет.
Он вздохнул.
— Но и любовью это назвать трудно.
Тогда почему мне казалось, что это любовь?
В глазах защипало, и я встала. Пока шла через комнату, таща по полу кончик покрывала, умиротворенность и истома испарились, уступив место кипучей энергии.
