— Да, я обязательно скоро вернусь! — он как-то неловко махнул рукой и закрыл дверь.
Иррат услышал торопливые шаги в коридоре и громко сказанные Доктором слова:
— Неужели я был прав, черт побери? Если это так, пусть попробуют мне отказать!
Иррат поднялся с подоконника и лег на кровать. Забавный момент первого знакомства с профессором еще раз развеселил его. Теперь он уже многое знал о землянах и мог оценить, сколько раз заблуждался и попадал в неловкое положение. За окном щебетали птицы, тень от ажурной кроны клена колыхалась на кружевной занавеске.
«Это мир, в котором есть старики. Значит… она может быть жива! Когда Доктор придет в следующий раз, нужно будет спросить его».
Из окна штабной столовой открывался восхитительный вид на прилегающий парк. на небольшой лужайке, поросшей английской газонной травой, совсем не замечающей наступления осени, стояло раскладное кресло. Над спинкой торчала копна черных волос, в которых легко играл прохладный осенний ветерок. Рука свешивалась, почти касаясь зелени краснокожей кистью с длинными тонкими пальцами.
Марсианин спал на свежем воздухе, утомленный прогулкой на планете с тройной силой тяжести. с каждым днем такие упражнения давались ему все легче, он не упускал возможности побродить по парку, любуясь радующей глаз краснотой кленовой листвы. Кажется, сегодня он немного перестарался и прошел больше обычного.
За столиком у окна сидел доктор Лозье и пристально изучал фигуру в кресле. Тяжкие размышления завладели им, обед в тарелке давно остыл, но Лозье не обращал на это внимания.
«Стоило убеждать их отправить меня сюда, чтобы оказаться в подмастерьях? Вместо того, чтобы уделять все свое время работе с этим уникальным существом, я вынужден выслушивать бредовые теории. Почему я, ксенобиолог, должен тратить время на лекции по гипотетической истории марсианской цивилизации?»
Негодование Лозье имело веское основание. Почти все время, прошедшее с того момента, как он вернулся в свою лабораторию, он был вынужден заниматься бюрократией, добиваясь разрешения работать в Лилле. Но как только приехал сюда, оказалось, что здесь заправляет невесть как сумевший прилететь из Англии вирусолог, профессор Персифаль Уотсон.
Перед Лозье открывалась перспектива участвовать в научных диспутах с профессором Уотсоном. Проводить собственные исследования будет уже невозможно. Исследовательский корпус, оборудованный сразу после доставки марсианина, был занят исключительно тем, чтобы залечить его ожоги и как можно скорее адаптировать к земному тяготению. Занимались этим не слишком понимающие в ксенобиологии армейские врачи, в то время как Уотсон в поте лица завершал построение своей теории происхождения чудовищ. Он словно специально оттягивал момент окончательного прояснения, говоря, что важнее добиться полной адаптации марсианина к земным условиям, а уже затем работать с ним так, как предполагает теория. Теорию, впрочем, никто так и не сумел осознать, но трепет перед заслугами именитого ученого заставлял соглашаться и верить, что он все делает правильно.
