Виной всему осень. Теперь это понятие для него осязаемо, видимо, слышимо, обоняемо и неизменно вызывает восхищение.
К зданию, где теперь жил Иррат, примыкала кленовая роща. Поначалу он настороженно рассматривал крупные зеленые листья, колыхавшиеся на ветру, словно машущие ему ладони, но затем листва стала желтеть, и очень скоро пышные кроны загорелись ярко красным, заставляя Иррата воображать, что Теплый Мир так встречает его, дружелюбно меняя даже расцветку листьев растений. Словно природа сама знала, что нужно сделать, чтобы он успокоился.
А какое здесь небо! Когда он смотрел на него, задрав голову, в больших бледных глазах отражалась ярчайшая синева, какой он никогда прежде не видел. Зрачки становились похожими на те, которые он пару раз замечал у говоривших с ним людей. У его соплеменников не бывает таких глаз.
Когда его подняли на поверхность из темницы снаряда, переполненный ощущениями мозг отказался воспринять шквал новой информации, что обрушил на него окружающий мир. в полубредовом забытьи его протащили через развороченное поле, погрузили в какую-то трясучую, лязгающую и воющую машину, стоявшую на непонятных дисках, где он снова потерял сознание.
Очнулся в комнате с гладкими светлыми стенами и высоким потолком. Его привел в чувство яркий теплый солнечный луч, нарисовавший на обожженной щеке узор, перенесенный с ажурной ткани, что прикрывала широкое окно. Поначалу он испугался, что потерял слух, но потом, когда сделал попытку пошевелиться и услышал хруст простыней под собой, понял, что это помещение утонуло в тишине. с этого момента Теплый Мир начал неотвратимо изменять его представления о жизни.
«Земля. Они называют свой дом — Земля. Мать никогда не говорила об этом. Возможно, Амелия просто скрыла от нее это, не считая чем-то важным. а ведь как много может сказать название, данное людьми своему дому!»
Иррат решил больше никогда не произносить имя, данное родной планете предками, когда была утрачена свобода и надежда. Он полагал, что вычеркнув из памяти слово, заставит себя приглушить все ассоциации и воспоминания, которые не давали покоя и мешали сосредоточиться на цели миссии. Отказ от этого слова был чем-то вроде символической черты, от которой начинался путь к освобождению от рабства. Теперь он называл свою планету так, как называли обитатели Земли — Марс. Он спросил однажды, есть ли особый смысл, заложенный в это слово, но человек отказался отвечать. Иррат не умел разбираться в тонкостях мимики здешних людей, но интуиция подсказала, что не следует добиваться уточнений.
