Без всякого перехода она вдруг рассмеялась, вытирая глаза салфеткой.
— Если ты меня любишь, остальное неважно. Мне совершенно все равно, ждет Камилла ребенка или нет. Я хочу тебя одного.
С усталой улыбкой посмотрел он на нее, затрудняясь дать ей понять, что, по его убеждению, у их любви нет будущего. А теперь он еще и был сердит на себя за то, что считал предательством по отношению к своей жене.
— Повтори, что ты меня любишь.
— Люблю я тебя или нет, это ничего не меняет в наших отношениях. Камилла — моя жена.
— Меня это не интересует. Единственное, что я знаю: ты меня любишь, а я люблю тебя. Ты женат, ну и что? Неужели это нам помешает заняться любовью?
Какой она была желанной, произнося слова, смысла которых, наверное, не понимала. Но следующая фраза Леа доказала ему, что невинен-то был он.
— Мы могли бы пойти в гостиницу. Их множество на Монпарнасе.
Не веря своим ушам, он покраснел, и прошло какое-то время, прежде чем он смог ответить.
— Об этом не может быть и речи.
Глаза Леа округлились.
— Но почему? Ведь я же сама тебе предлагаю?
— Хочу забыть то, что слышал.
— Сам не знаешь, чего же ты хочешь. Желаешь меня и не осмеливаешься себе в этом признаться. Ты жалок.
Подавленный Лоран с грустью на нее посмотрел.
Перед ними остывала рыба, к которой никто из них не притронулся.
— Мадемуазель, вам не понравилось? Не хотите ли что-то другое?
— Нет, все было очень хорошо. Дайте мне счет.
— Хорошо, месье.
— Налей мне выпить.
Сдерживая напряжение, переполненная глубоким отчаянием, Леа не спеша выпила.
— О чем ты хотел меня попросить?
— К чему говорить об этом? Ты все равно не согласишься.
— Позволь мне судить самой. Так о чем речь?
Лоран со вздохом ответил:
— Я бы хотел, чтобы ты приглядела за Камиллой. Доктор опасается тяжелого течения беременности и настаивает на том, чтобы она до родов соблюдала постельный режим.
— Как это мило вспомнить обо мне! — с иронией произнесла Леа. — Неужели нет никого, кто мог бы о ней позаботиться?
— Нет. У нее был брат, но теперь остались только отец да я.
— Почему бы не отправить ее в Белые Скалы?
— Врач боится дорожных осложнений.
— А ты сам не боишься оставлять твою драгоценную беременную женушку на руках ее соперницы, уж не говоря о немцах, которые, если верить тебе и твоему дружку Тавернье, очень скоро будут в Париже?
Лоран закрыл лицо руками. Этот жест отчаяния взволновал Леа, но она не смогла сдержать улыбки, видя, как держит себя ее возлюбленный.
— Ну, хорошо. Я позабочусь о твоей семье.
