Голубой велосипед | страница 59
— Ну и хорошо.
По совету официанта Лоран с редким для винодела безразличием выбрал мерсо.
«Каким усталым и озабоченным он выглядит», — подумала девушка.
— Что-то не так?
Лоран посмотрел на нее, словно стремясь запечатлеть в памяти каждую черточку ее лица. Под этим пристальным взглядом Леа расцвела.
— Ты очень красива… и очень сильна.
Брови Леа вопросительно поднялись.
— Да, ты сильная, — продолжал он. — Не мучаясь вопросами, ты подчиняешься собственным порывам. Ты, как зверек, лишена всякого нравственного чувства и не заботишься о последствиях ни для себя, ни для других.
К чему он клонит? Чем предаваться философствованию, лучше бы признался ей в любви.
— Но я, Леа, не такой, как ты. Мне хотелось тебя увидеть, чтобы сказать о трех вещах и попросить об одной услуге.
Им подали устриц, затем вино. Любовь отнюдь не лишала Леа аппетита, и она жадно набросилась на устриц. Забыв о еде, Лоран замолчал и растроганно наблюдал за ней.
— Ты был прав. Они очень вкусны. А ты не ешь?
— Я не голоден. Хочешь еще?
— А можно? — с жадностью, вызвавшей улыбку на хмуром лице Лорана, спросила Леа.
— Что же ты хотел мне сообщить?
— Сегодня вечером я уезжаю.
— Сегодня вечером!..
— В полночь. Мне надлежит вернуться в полк, он в Арденнах.
Леа отодвинула блюдо с устрицами. В ее глазах вспыхнуло волнение.
— Ожидается немецкое наступление.
— Войска его остановят.
— Как бы мне хотелось обладать твоей уверенностью!
— Ты говоришь, как Франсуа Тавернье.
— Вероятно, Тавернье лучше, чем кто бы то ни было, информирован о ситуации. К сожалению, штаб генерала Гамелена к нему не прислушивается.
— Меня это не удивляет. Разве можно ему доверять? Что еще хотел ты мне сказать?
Не глядя на нее, Лоран бросил:
— Камилла ждет ребенка.
От этого удара Леа закрыла глаза. Она ухватилась за край стола. В отчаянии от вызванной им боли, Лоран, встревоженный ее бледностью, положил на ее ледяную ладонь судорожно сжатую руку.
— Леа, посмотри на меня.
Никогда ему не забыть этого взгляда раненого зверя. Ее немое страдание было свыше того, что он мог перенести. А одинокая слеза, сбегающая по нежной щеке, исчезнувшая было в уголке рта, но снова возникшая и стекающая вниз по подбородку к шее, оставляющая влажный след!
— Любовь моя, не плачь. Мне хотелось тебе сказать, что и я тебя люблю.
Что он произнес? Что любит ее? Но это значит, что ничего еще не потеряно! Зачем же она плачет? Камилла ждет ребенка. Ну и великолепно. На долгие месяцы это сделает ее страшной, в то время как она… Сейчас не время портить себе лицо слезами. Он любит ее, он только что сам в этом признался. Жизнь чудесна!