— Да, чуточку…
— Я считала себя вашей подругой, думала, что вы меня любите достаточно сильно, чтобы ничего не утаивать, — сказала Леа, опускаясь на небольшую железную скамейку у стены винного погреба и притворяясь, что вытирает слезы подолом юбки.
Шмыгая носом, она уголком глаза наблюдала за братьями, которые посматривали на нее со смущенным видом. Заметив их колебания, Леа нанесла последний удар, подняв к ним залитое слезами лицо.
— Уходите, вы причиняете мне боль. Не хочу вас больше видеть.
Решился Рауль:
— Так вот… завтра месье д’Аржила объявит о свадьбе своего сына…
— Свадьбе сына?
Мгновенно прекратив ломаться, она яростно проговорила:
— Ты совсем спятил. У Лорана нет ни малейшего желания жениться, он сказал бы мне.
— Ему просто не представилось случая. Да ты же и сама прекрасно знаешь, что он с детства помолвлен со своей кузиной Камиллой д'Аржила, — продолжал Рауль.
— С Камиллой д'Аржила? Но он ее не любит! Все это было детской сказочкой для развлечения родителей.
— Ошибаешься. Завтра будет объявлено об официальной помолвке Лорана с Камиллой. А из-за войны они поженятся очень скоро…
Леа больше не слушала. Минуту назад жизнерадостная и веселая, теперь она почувствовала, как ее охватывает паника, ее бросает то в жар, то в холод, боль сжимает и сердце, и голову. Лоран? Женится? Это же невозможно… О Камилле все говорили только хорошее, но ему не подходит эта горожанка, эта вечно погруженная в свои книги интеллигентка. Не может он обвенчаться с ней, потому что любит-то меня… Недавно я в этом убедилась, он так взял меня за руку, так на меня посмотрел… Я же знаю, чувствую…
— Гитлеру наплевать…
— Но Польша все-таки…
Увлекшись беседой, братья не заметили внезапной перемены в настроении Леа.
Она громко произнесла:
— Мне нужно его повидать.
— Что ты сказала? — переспросил Жан.
— Ничего. Я говорила, что мне пора домой.
— Уже? Мы же только что сюда пришли.
— Я устала, у меня разболелась голова.
— В любом случае я хочу, чтобы завтра в Белых Скалах ты танцевала только с Раулем и со мной.
— Ладно, ладно, — поднимаясь, сказала Леа, только чтобы от них отвязаться.
— Ура! — дружным хором закричали они. — Передай маме наше почтение.
— Обязательно. До завтра.
— Не забудь. Ты танцуешь только с нами.
Толкаясь, словно два щенка, Рауль и Жан убежали.
«Что за дети!» — подумала Леа и, решительно повернувшись спиной к дому, направилась к часовне, где привыкла переживать свои детские огорчения.
Еще маленькой девочкой, поссорившись с сестрами или наказанная Руфью за невыполненные домашние задания, а особенно, когда ее поругивала мать, она пряталась в одной из часовень для того, чтобы успокоить свою боль или гнев. Она обошла стороной ферму Сидони, бывшей кухарки усадьбы, оставившей свою работу скорее из-за болезни, чем по возрасту. В знак благодарности за хорошую службу Пьер Дельмас предоставил ей дом, откуда была видна вся округа. Леа приходила туда поболтать со старухой, которая при каждом таком посещении старалась ее угостить рюмочкой черносмородиновой наливки собственного приготовления. Она весьма гордилась этим напитком и всегда ожидала похвал, которые Леа никогда не забывала высказать, хотя не переносила черную смородину. Сегодня, однако, слушать болтовню Сидони, и пить наливку было свыше ее сил.
