…Камилла доказывает мне силу своей любви молчанием; докажи же мне свои чувства осторожностью. Целую тебя.
Лоран.
P.S. Я решил не присылать тебе с этим письмом свою газету. Не хочу, чтобы она сгорела. Ты должна уничтожать ВСЕ, что получаешь от меня».
Леа свернула письмо, словно фитиль, и подошла к камину. Она смотрела, как пламя пожирает бумагу, и не бросала ее до тех пор, пока огонь не подобрался к кончикам пальцев. Она была слишком встревожена, чтобы обдумать или хотя бы прочувствовать, что бы то ни было. Единственное, чего она сейчас хотела, так это спрятаться от всего в объятиях Франсуа.
Отто Крамер не заметил, что Леа и Альбертина ни разу не появились одновременно в маленькой гостиной, где мадемуазель де Монплейне со свойственным им гостеприимством принимали жениха своей внучатой племянницы. Франсуаза, счастливая от того, что вновь обрела своего возлюбленного, тоже ничего не заметила. Несомненно, это было возможным лишь благодаря присутствию и умению вести беседу Франсуа Тавернье, блиставшего своими светскими манерами. На чистом немецком он говорил о войне, которая никак не закончится, о лишениях, о черном рынке, позволяющем хоть как-то выжить, «Пассажирах империала» — последнем романе Арагона, о Леа, в которую он был влюблен (увы, безнадежно!), и особенно о маленьком Пьере, посапывавшем на руках своей матери, — «самом красивом ребенке на свете».
— Совершенно с вами согласен, — заявил его отец.
Франсуаза с энтузиазмом рассказывала о великолепной, роскошно меблированной квартире, которую они сняли возле Буа, о няне, о кухарке и лакее, которых они наняли.
Раздраженная этой болтовней, Леа с невинным видом задала коварный вопрос:
— А свадьба? Когда будет свадьба?
Прерванная на середине перечисления своих домашних благ, Франсуаза покраснела и резко ответила:
— Как только будет получино разрешение фюрера, ожидаемое со дня на день, поскольку отец Отто уже дал свое согласие на наш брак.
— Я так рада за тебя, моя дорогая, и за вас, Отто! Но я считала, что браки между немцами и француженками запрещены.
Смущение майора Крамера ни от кого не ускользнуло.
— Не всегда… — пробормотал он.
— Тем лучше, в таком случае мы скоро погуляем на свадьбе.
Леа повернулась к немецкому офицеру.
— Я надеюсь, что благодаря вашим связям ваши друзья из Бордо отпустят Камиллу д’Аржила?
— Франсуаза мне уже говорила об этом. Я позвонил начальнику гестапо. Он должен позвонить мне вечером.
— Как? Мадам д’Аржила арестована, а вы мне ничего не сказали? — с притворным удивлением воскликнул Франсуа Тавернье.
