Авеню Анри-Мартен, 101 | страница 88
— Ты меня опрокинешь, отпусти, мне надо переодеться.
В тот момент, когда Альбертина уже собиралась закрыть дверь комнаты, у входа в дом раздался звонок. Один длинный, затем три коротких. Все замерли, кроме Рафаэля, который спокойно объявил:
— Это Фиалка, он принес мою одежду. Мы с ним договорились об этом сигнале. Вы позволите мне открыть, мадемуазель?
Альбертина устало провела рукой по лбу.
— Делайте так, как считаете нужным, месье, я совершенно не понимаю, что происходит. Лучше уж я пойду к себе.
Прежде чем открыть, Рафаэль спросил у Леа:
— Можно мне пойти в какую-нибудь другую комнату, чтобы переодеться? Я не хочу, чтобы он видел Сару.
— Можете переодеться в комнате Франсуазы. Третья дверь справа… Подождите, идет Эстелла.
Леа устремилась к ней и, несмотря на протесты служанки, затащила ее на кухню.
Наконец тому, кого Рафаэль называл Фиалкой, открыли дверь. Он вошел, держа в руке тяжелый чемодан.
— Здравствуйте, месье и мадемуазель, здравствуйте, месье Рафаэль. Я взял все, что смог. И успел как раз вовремя: только я завернул за угол, как на улице появились фрицы.
— Ты не забыл гримерный набор?
— Не волнуйтесь, все здесь.
— Спасибо, малыш. За тобой не следили?
— Вы шутите!.. Еще не родился тот, от кого бы Фиалка не оторвался, когда захочет.
— Ты нашел укрытие?
— Да, на улице…
— Скажешь мне позднее, на какой. А сейчас пойдем — поможешь мне одеться.
— Первый раз, месье Рафаэль, вы изъявляете желание, чтобы я вас одевал, — ухмыльнулся Фиалка.
Маль толкнул его в комнату Франсуазы и плотно закрыл дверь.
Леа и Франсуа остались одни; у обоих в глазах читалось одинаково страстное желание.
— Я хочу тебя.
— Я тоже… но как?
— Идем на «холодную» половину.
— Но там же просто мороз!
— Я согрею тебя…
— Мы не можем оставить Сару одну.
— Она спит. Пойдем…
Обнявшись, они вошли в темную комнату. Леа зажгла маленькую лампу, стоящую на низком столике возле канапе, накрытого белым чехлом, как, впрочем, и вся мебель в гостиной, где свернули даже ковры. В таком виде комната была похожа на место свиданий призраков. Здесь царил страшный холод.
Руки Франсуа обвились вокруг Леа. Вцепившись друг в друга, покачиваясь, они подошли к канапе и, мешая слова и поцелуи, упали на него, подняв облачко пыли.
— Я так испугался, когда Марта сказала, что ты ищешь меня…
— Я уже думала, что ты никогда не придешь…
— Мне не хватало тебя, девочка… Я без конца думал о тебе и не мог спокойно работать…
— Молчи, поцелуй меня…
Под грубой некрасивой ночной сорочкой руки Франсуа, не переставая, ласкали обнаженное, дрожащее от холода и наслаждения тело Леа. Она нетерпеливо прижалась животом к телу любовника. Страх, гестапо, пытки, смерть, Сара, Камилла, Лоран — ничего больше не существовало, кроме страстного желания отдаться этому мужчине, каждое прикосновение которого было наслаждением.