— Его толстопузое Сиятельство, — просветил монашка Сэм.
— Граф Лабрюиллад?
— Один из двух наших нанимателей. А вот и второй.
Во дворике появился виденный Майклом епископ. Вместе с графом воинственный церковник прошёл в донжон. Пропустив вперёд свиту обоих, Сэм и брат Майкл сделали то же самое.
Из небольшого холла несколько ступенек вели в зал с высоким потолком и колоннами. Помещение, украшенное гобеленами с гербом Виллона, освещалось дюжиной факелов. Толпа разомкнулась, пропуская Лавенса и Лабрюиллада к помосту, где стоял на коленях хозяин Виллона под стражей двух эллекинов. За спиной пленника со скучающим видом стоял Ле Батар. Поодаль, никем не удерживаемая, рыдала девушка в красном платье.
— Это Бертилья? — шепотом осведомился у Сэма брат Майкл.
— Похоже. Ничего кобылка.
При взгляде на девушку у монаха пересохло во рту. На миг он поддался греху и пожалел, что принял постриг. Бертилья, неверная графиня Лабрюиллад, была настоящей красавицей. Чистая, не тронутая оспой кожа, огромные глаза, полные губы. Такая беззащитная, такая юная (явно младше брата Майкла, которому исполнилась двадцать два). Монашек поймал себя на мысли, что никогда не встречал никого прекраснее, и спохватился. Торопливо забормотал молитву Богородице, прося укрепить его дух противу козней дьявола.
— Да, за этакую штучку не жаль потратиться на порох, — прищёлкнул языком Сэм.
Муж Бертильи стащил с головы шлем. Жидкие седые космы блестели от пота и сала. Короткий переход от крыльца в зал утомил его, он никак не мог отдышаться. Пыхтя, он сделал к помосту шаг, окинул супругу надменным взглядом, заметил вытканную на груди её красного платья золотую пташку:
— Ваш наряд безвкусен, мадам.
Графиня упала на колени и умоляюще протянула к мужу руки. Слёзы блестели на её щеках. Брат Майкл, хоть и повторял про себя, что она грешница, осквернительница брачного ложа, удержаться от жалостного вздоха не смог. Сэм покосился на него и подумал, что со слабым полом парнишка в жизни ещё хлебнёт забот.
— Сорвите с неё эту пакость! — граф ткнул пальцем в ласточку на платье жены, и двое латников, гремя солеретами[6], кинулись исполнять приказ. Один заломил девушке локти назад, другой достал кинжал.
Брат Майкл ощутил на плече тяжёлую ладонь и услышал над ухом голос Сэма:
— Не дури, святой брат. Она — его жена. Его собственность. Он волен делать с ней всё, что заблагорассудится. Сунешься — кишки выпустит.
— Да я не собирался… — начал монашек, но осёкся.
