Человек-огонь | страница 9



3

— Ну, Кольша, хватит тебе баклуши бить, едем завтра на пашню, — проговорил отец вскоре после злополучного происшествия на сторожевой вышке. — Земля поспела, сеять пора. Боронить будешь.

Весь день Николай ходил радостный, задирал нос перед младшими сродными братишками, а на сестренок и внимания не обращал. С нетерпением ждал, когда пройдет ночь и он поедет на пашню. Не всех берут! Как только казачата начинают ходить, отцы таскают их за собой на луга, на пашню, приучают ездить верхом. А кто победней даже семилетних ребятишек ставит бороноволоками.

С восходом солнца в поселке послышался скрип телег, ржание лошадей, голоса мужиков, перекличка мальчишек.

Вереница подвод потянулась по дороге.

Впереди с отцом Сашка Алтынов. Он вращает маленькой головкой на длинной шее, словно кулик на болоте, что-то кричит Коле.

Справа потянулась стена соснового бора, слева раскинулась необъятная ковыльная степь. Под скользящими лучами солнца степь кажется серебряной. Прыгают тушканчики, встав на задние лапы, свистят суслики, поспешают в свои норы полевки. Над степью и в бору разноголосое пение птиц.

Полевые избушки Томиных и Алтыновых прижались к небольшому космачку — узкой полоске берез.

— Отдыхать потом, — сказал дядя Леонтий и, взмахнув над головой бичом, поехал пахать. Отец нагреб из мешанинника зерна в лукошко, перекинул широкий ремень через плечо, развернув плечи, широко расставляя ноги, валко пошел по вспаханному полю.

Коля идет рядом и с любопытством наблюдает, как ловко получается у отца. Берет он горсть пшеницы и бросает, а зерно, ударившись по ободу лукошка, веером разлетается и падает на землю.

Вот брошена последняя горсть. Отец вытер рукавом рубашки катившийся градом пот, поднял берестяной туяс, с жадностью, большими глотками испил квасу. И снова, с тяжелой ношей через плечо, на полосу. Мокрая рубашка прилипла к широкой спине.

От заимки соседей показалась полоса пыли, а вскоре обозначилась вереница лошадей. Впереди отец и сын Полубариновы, за ними брички с мешками, сеялка, бороны. Венька, ухватившись обеими руками за гриву, неуверенно сидит на рыжем холеном мерине.

— Помогай бог, Дмитрий Афанасьевич! — небрежно приподняв картуз, бросил Петр Ильич Полубаринов, поравнявшись с Томиными.

— Спасибо, благодетель, — скрежетнув зубами и не останавливая шага, ответил Дмитрий Томин. — Живоглот проклятый, забрался на чужую землю, да еще и насмехается!

Обоз с семенами остановился посредине поля. Земли эти еще недавно принадлежали Томиным, Алтыновым и другим беднякам. Их незаконно присоединил к своему наделу атаман Полубаринов.