Томин подошел к лампе, вывернул фитиль. Свет выхватил из полумрака его лицо. На широкий упрямый лоб опустились темно-русые мягкие волосы. Прямой нос от бессонных ночей обострился. Щеки ввалились, скулы резко обозначились. От ноздрей к краешкам губ дугой пролегли глубокие бороздки. Однако светлые усы по-прежнему аккуратно подстрижены, подбородок чисто выбрит, суконная солдатская гимнастерка, со следами от погонов, крестов и медали, туго облегает сухощавую фигуру.
Быстрым движением Николай достал из кармана бумажку и, в который раз за вечер, начал читать.
«Справка
Настоящим удостоверяется, что Томин Николай Дмитриевич, будучи председателем дивизионного комитета Первой Оренбургской казачьей дивизии, в январе месяце 1918 года прибыл с одиннадцатым и двенадцатым полками в город Троицк Оренбургской губернии. Прибывшие во главе с товарищем Томиным части были революционно настроены, и никаких эксцессов со стороны указанных частей не было. Личный состав частей был организованным порядком распущен по домам, имеющееся оружие и боеприпасы были сданы в троицкую военную организацию».
Ниже две подписи и круглая печать с гербом новорожденной Советской Республики. Буквы расписавшегося красными чернилами закручены, как пружина.
«Эксцессов! Выкопали словечко!» — с раздражением подумал Томин. Отшвырнул листок и нервной походкой заходил по комнате, время от времени поплевывая на пальцы правой руки и потирая ими. Эта привычка осталась у него от многолетней работы у купца Гирина, когда ему приходилось пересчитывать пачки чужих денег, и, когда волновался, — прорывалась.
В трубе голосит ветер.
Томин быстро ходит из угла в угол и, как бы кому-то доказывая, мысленно говорит:
«Фронтовики в станицах создают Советы, а над этими Советами петля вьется! Дутова выгнали из Оренбурга, он перебежал в Верхнеуральск и снова собрал пятитысячную банду. И сейчас по станицам его офицеры рыщут. Одних уговорами заманивают, других — нагайками, а тех, которые наотрез отказываются, вешают, расстреливают, рубят. Те, что нынче по домам разъехались, вольно или невольно могут оказаться у Дутова.
Расформирование дивизии — недомыслие. В то время, когда решалась судьба дивизии, делегация оренбургских железнодорожников сидела у Ленина и просила защиты от произвола Дутова. По распоряжению Ленина из Питера на Урал был послан 17-й Сибирский стрелковый полк и отряд моряков. Две тысячи пятьсот штыков. С Петроградского-то фронта снять войска, когда там каждый солдат дорог, каждый штык на учете! А здесь революционную дивизию разоружили, да еще какую дивизию — кавалерийскую!»
