…Хозяин и гость сидят в креслах, перекидываются через стол пустыми фразами. Но вот Лука Платонович откинулся на спинку, вытянул длинные руки по подлокотникам, погладил прохладное дерево волосатыми пальцами. Холодные, как стекла, глаза его уставились на собеседника.
Скрестив на мягком животе пухлые руки с короткими толстыми пальцами, Пуд Титыч юлит маленькими глазками под холодным взглядом купца. Троицкому салгану явно не по себе.
А хозяин — без обиняков:
— Мы с тобой, кум, одного поля ягода, таиться с тобой не стану. За войну и я не без прибытка остался. Ты это знаешь. Ну и ты, кум, не дремал. И Керенский нас тоже не изобидел! Я уж, прямо сказать, силенку в себе почуял немалую. Сначала, думаю, мелкоту, мальков — ам, ам! А там и покрупнее которых — мыловаров, салотопенников, бакалейщиков…
— Так, стало быть, и меня?! — с деланным смешком пропищал гость.
— Что делать! Коммерческое дело таковское: хоть сват, хоть брат!.. На то, говорят, и щука в море, чтобы карась не дремал…
— Ерша-то и щука не берет! — возразил гость, задорясь.
— С тобой, кум, поладим. В компаньоны возьму, — примирительно сказал Гирин. — Разве о тебе речь! Я бы и за братьев Якушевых взялся, и за челябинских, и за оренбургских… — выкрикнул Гирин, — А там, глядишь, и с которыми всероссийскими тузами схватился бы! — Он сжал кулаки, словно перед ним был незримый борец-противник…
И вдруг обмяк, опустил тяжелый кулак на стол.
Дверь бесшумно открылась, просунулась круглая бритая голова, послышался робкий голос слуги-киргиза:
— Козяин, гость пришла.
— Веди, — ответил Гирин и встал. С превеликим усилием поднялся и Пуд Титыч.
3
В кабинет вошел мужчина в дождевике, башлык опущен на ворот шинели, на офицерской папахе красный бант.
Купец и заводчик обменялись тревожными взглядами.
— Не узнаешь, Лука Платоныч? — спросил простуженным голосом гость.
— Эко, как ты, Вениамин Петрович, принарядился! — узнав казачьего офицера Полубаринова, воскликнул Лука Платоныч. — Настоящий красный боевик.
Гирин помог гостю раздеться, повесил одежду на передвижную вешалку.
Пуд Титыч с нескрываемым интересом рассматривал есаула. Это был вышесреднего роста, широкоплечий, безукоризненной выправки офицер. Светлые лоснящиеся волосы прилизаны на прямой пробор, густые длинные белобрысые брови срослись над переносицей.
Одернув новенький френч английского сукна, Полубаринов обменялся рукопожатиями с Гириным и Тестовым, устало опустился в кресло.
— Чертовски умаялся, — заговорил гость. — Вы удивляетесь моему наряду? Не удивляйтесь. Словно через слоеный пирог к вам пробирался. Что на белом свете творится — сам черт ногу сломает! В одной станице Советы верховодят, в другой — атаман властвует, а в иных и Советы и атаман сидят. Одним патрулям кресты да мандат наказного атамана в нос суешь, перед другими красным бантом да удостоверением солдатского комитета трясешь.
