Мы явились из разных мест, чтобы стать Спутниками принца, но не все из нас стали Спутниками по одной и той же причине. Не спрашивайте меня, почему я выбрал этот путь. Я этого не знаю. Не спрашивайте меня о Психее, потому что если я скажу вам об этом, у меня от боли разорвется сердце. Не спрашивайте меня о Голиасе и Мортис, потому что какие бы цели они ни преследовали, они их уже достигли и ушли из жизни. Только поймите: они совсем не обязательно таковы, какими вы их себе представляете. Они могли бы действовать ради чьего-либо блага, но могли и не делать этого.
Так давайте же теперь отрубим ее голову, и набьем ее рот чесноком, и избавимся от нее, как подобает. Ибо, кем бы она ни была на самом деле, носила ли Мортис обличье вашей покойной королевы, или королева воистину вернулась, восстав из мертвых, а быть может, они обе являли собой отражение какого-то третьего существа, — эта женщина умерла, как вампирша, и ради спасения Королевства мы должны позаботиться о том, чтобы она сюда больше не возвратилась.
— Ты искренне печешься о благе Аматуса, — заметил Седрик, шагнув к Кособокому и намереваясь помочь ему. — Трудно ожидать такого поведения от человека, который не желал бы принцу добра.
Король Бонифаций отошел к балконной двери, приоткрыл одну створку и в задумчивости уставился на усыпанное звездами небо. Ни начальник стражи, ни премьер-министр не осмелились окликнуть короля и позвать, чтобы он присоединился к ним.
— Не могу утверждать, что я не желаю принцу добра. У меня есть долг, и я обязан ему следовать. Но ведь вы знаете: когда он был маленький, он часто пугался меня. Я слышал, как вы говорили, сердясь на меня за то, что я мучил какую-нибудь тварь перед тем, как прикончить ее, что надеетесь на то, что принц Аматус не переймет у меня такую жестокость.
Седрик ухватил Мортис — или королеву — за волосы и, приподняв ее голову, запрокинул, чтобы открыть шею для удара Кособокого.
— Не знал, что ты это слышал, — несколько смущенно проговорил Седрик. — Надеюсь, это вас не обидело? Не задело ваши чувства?
— Мне неведомы чувства, которые могли бы быть задеты такими высказываниями, — отозвался Кособокий и вытащил из-за спины огромный топор. Седрик еще сильнее потянул голову за волосы и закрыл лицо полой плаща — он ждал, что кровь брызнет фонтаном.
Но крови не оказалось. Топор со свистом рассек воздух, руки премьер-министра напряглись, но тут же обмякли. Он открыл глаза. В его руках была голова, которую он по-прежнему держал за волосы. Седрик обернулся, чтобы взять чеснок…
