— Но такие же, как они: просто забыли, какими должны быть настоящие людхи. Цангл почему-то знала. Её считали примитивой, а она ведь была мудрой.
— Мудрой — она?
— Не знаниями, которыми кичимся мы — сердцем. Глядя на неё, я только поняла, что и мне нужно: что ты для меня. Самый, самый: дорогой, лучший, бесценный. Самый близкий и родной, понимаешь?
— Дурочка, но ты же уже давно тоже мне самая близкая. Правда! Помнишь, как я обрадовался, когда мы с тобой вдруг оказались в одном университете? Ведь столько лет прошло после гимназии, в которой познакомились: потом-то нас разъединили. А я и в лицее, а потом в колледже тосковал по тебе.
— А я — по тебе. Я для тебя тоже самая лучшая?
— Ну, да.
— Ты тоже любишь меня?
— Наверно. Просто это еще непривычное слово для меня. Ты понимаешь лучше.
— Но ты хочешь, чтобы мы с тобой были вместе всю жизнь: не расставались никогда?
— Хочу: это я знаю. С тобой мне хорошо.
— Но может быть еще лучше.
— Ты знаешь, как?
— Знаю уже. Цангл мне сказала. И ты видел.
— Что?
— Почему бросились и Лим и Цангл перед роботом? Понимали, что бессильны против него, а бросились вместе?
— Защитить: хоть как-нибудь.
— Потому что любили уже не только друг друга.
— Я понял: ты хочешь, чтобы этот ребенок стал нашим. Я тоже. Конечно: готов сделать для него всё, что потребуется. Я ведь и сегодня так торопился, боясь, что он будет голодным.
— Но командир не отдаст нам его: это теперь его ребенок. Он несколько раз приходил, пока ты летал: забирал у меня и прижимал к себе. Ведь это ребенок его погибшего друга. Нет: не отдаст!
— А где же взять другого? Похитить: как кормилицу?
— Глупый! Зачем? Я рожу: я же людха — тоже могу. Нашего с тобой ребенка: моего и твоего. Я держала сегодня ребенка на руках: поняла, что хочу родить и потом кормить своей грудью. Как Цангл, как эта кормилица.
— Мы должны с тобой сделать то, что делали с наложниками и наложницами?
— Мы забыли, что главное назначение этого не наслаждение от него: чтобы создать новую жизнь. Если ты согласен, поцелуй меня.
— Да: я тоже хочу, чтобы и у нас родился ребенок, и мы все любили друг друга. — И он прижался своими губами к её: как это делали земляне и ушедшие навсегда Лим и Цангл. И никогда они.
«И мы все любили друг друга», поразилась она: он буквально повторил слова, сказанные когда-то Цангл.
Нет, это не было то же самое, что с наложницами и наложниками. Хоть она не обладала красотой, а он выпуклыми мышцами тех. Что-то совсем другое: слияние не исключительно физическое.
