Самое короткое, ясное и уничтожающее определение Ерофеевскому произведению было дано женщиной, далекой от литературных изысков – алкоголик едет в электричке. И все. Больше там ничего нет. Обрывки информации, гримасы извращенного бреда, путаница невнятных мыслей, мешанина образов… короче говоря, все, чем Хозяин щедро одаривает своих рабов. Но ведь это найти можно в любом переходе, на любом вокзале – если разбудить смердящего резкой кислятиной бомжа и послушать его речь. Ерофеев, до своего распада, был грамотным, интеллектуально развитым человеком – и только отсветы это настоящей личности можно разглядеть на страницах повести.
Она была написана на одном перегарном дыхании, за неделю во время запоя. Интеллигенция, в застойные времена самоуничтожающая себя в знак слабосильного протеста, приняла ее с восторгом. Теперь у пьющего стада общими стали не только трясущиеся руки и вожделенные муки похмелья – у них появился свой идеолог, своя Библия.
А любой неофит превосходит сам себя в восхвалении кумира – будь то книжка или идол. Как только после первой рюмки вынут лом, разваливающий кости черепа, наступает вдохновение – и какими глубокими кажутся слова о жалости к женщинам! Потому что они писают сидя…
Трезвому человеку алкогольный юмор непонятен. Трезвый может смеяться над пьяным – над его нелепостью, глупостью и несвязностью речи. Юмор алкоголика понятен только такому же…
В самом начале нашего знакомства и совместного служения Хозяину я еще не до конца растерял остатки здравого смысла. И при этом был настолько наивен, что верил в культуру пития и даже – смешно сказать – пытался ее пропагандировать. Эти жалкие попытки были вмиг смяты необузданностью Лесина. Цель пьянки – упасть и валяться в собственной блевотине, достигалась им быстро и почти что профессионально. Водка пилась стаканами. После нужной дозы у Лесина стекленела улыбка, потом он клевал носом и отключался.
Против закуски он восставал всем своим существом – и против еды как таковой, и против ее потребления.
Помню, он позвонил и пригласил на пьянку к Борисоглебскому. (Борис Бейлин, друг Лесина. Кличкой Женя не одарил только меня. У него есть Трехконечный, Жидовская морда…)
Я, зная, с кем имею дело, корректно спросил про закуску. В ответ, естественно, услышал – как грязи!! Порадовавшись предстоящему обильному застолью, как свою лепту я привез кусок мяса и, кажется, пару яблок…
То, что я увидел в квартире Бори – старая квартира, первый этаж панельной пятиэтажки, меня поразил пол с видимым уклоном – превзошло все ожидания. На столе стояла литровая бутыль водки. Сидели Боря и Женя. И возле каждого, помимо стакана, на развернутом фантике лежало по аккуратно откушенной конфетке…
