К тому же времени относятся мои первые поэтические опыты – крупицы из огромного вороха написанного тогда хлама до сих пор занимают достойное место среди поздних, более зрелых и стоящих вещей.
Единственное, чего мне тогда не хватало – это леса. Тогда у нас жил Норд, рабочий – что уже в те времена само по себе было редкостью – кобель колли. Рыжий…пес, который ни разу не сдался и не разу не заскулил – хотя перенес два перелома, один из которых сложил тазовую кость, как лист бумаги, фактически вдвое. Которого в драке здоровенный восточник просто бил об землю, держа за шкуру, но Рыжий не отступил – хотя после боя шел, шатаясь, как пьяный.
Так вот, уже появился первый пес и я привык к многочасовым прогулкам по Лосиному острову. Там же, в лесничестве, тогда находился конный прокат, где я иногда пропадал по нескольку дней.
Все это осталось на Подбелке. На новом месте – огромные, однообразные, угнетающие новостройки с жиденькими посадками, хорошо видимое кольцо и вдоль него – лесополоса, в которой хватало места только на две тропинки. Причем идущий по одной мог слышать разговор тех, кто движется по другой…
Я в этой заваленной бутылками полоске растительности не гулял – тесно там было, не хватало размаха. Да, честно говоря, и времени не хватало. С утра до вечера я впаривал неиссякающему потоку буржуев, которые ринулись в открытые границы смотреть на русских, разгуливающих по улицам, медведей, всякий сусальный лубок. Матрешек с рожей Горбачева, шкатулки лаковые, лапти, деревянных птиц с Двины и оттуда же – великолепную резьбу по кости. Хорошо шли и украшения с полудрагоценными камнями…
Лавочка это до сих пор существует – причем процветает именно благодаря женским украшениям – возле Третьяковской галереи. Под тем же названием – Малахитовая шкатулка – с тем же зеленым убранством внутри. Все еще висит зеркало, которое я лично утащил из абортария при больнице на Савеловской – его я охранял. Там нет только меня, да и Оля, боевая подруга из биологической молодости, которая этот магазинчик создала и оформила, живет теперь в Новой Зеландии.
Магазин сам по себе небольшой – до революции это была дворницкая при особняке – но в нем, в каменной, фактически, избушке, справа от входа есть еще крохотное помещение. Мы туда поставили пластиковый складной стол и два с трудом поместившихся стула. Боря Пьянков, который тогда уже обладал солидным телесным объемом, в закутке помещался с трудом – но именно там мы служили Хозяину. Оля про это не знала, гордо величала каморку полтора на полтора метра офисом, и умудряясь затаскивать туда для переговоров по пять человек художников. Они, заинтересованные в точке сбыта, послушно терпели. Я же называл это место «офиском», на что Оля сильно обижалась.
