Грибов безжалостно остудил его пыл.
— Почему же никто до сих пор не обнаружил аномалии? Места эти хожены-перехожены. Это не какая-нибудь заполярная глушь, полюс недоступности, — это оживленная, «проезжая» морская дорога…
Обескураженный Крылов начал неуверенно бормотать что-то о новом неизвестном оружии. Грибов только крякнул.
Не изобретено ли новое средство борьбы с кораблями? Не меняют ли немцы с помощью какой-то таинственной магнитной ловушки магнитное поле вблизи берега, не уводят ли стрелку компаса, а за ней и весь корабль на камни?
Невольная ошибка могла быть совершена Крыловым еще у берега. Дальше она накапливалась, расхождение с курсом росло и привело катер на камни.
Из форточки, неплотно прикрытой, дуло, потрескивал фитиль лампы, тени раскачивались по потолку, как длинные лапы.
Крылов продолжал развивать причудливую догадку.
Гитлеровцы спрятали на дне перед отступлением нечто вроде магнитного спрута, он угнездился в расщелинах скал, протягивает вверх свои жадные щупальцы, косматые, как водоросли…
Грибов устало махнул рукой.
— Но ведь можно вообразить, товарищ капитан первого ранга…
— Вот именно — вообразить! А командиру не положено воображать! Командир должен обладать ясной и трезвой головой. Не воображать, а рассуждать!..
Грибов снял пенсне и белоснежным платочком принялся неторопливо, округлыми, тщательными движениями протирать выпуклые стеклышки.
Крылов впервые видел своего профессора так близко без пенсне. Глаза у него оказались очень добрые и усталые, в частой сеточке мелких стариковских морщин.
— Понимаете, не собираюсь выгораживать вас, — сказал Грибов. — Я бы не пошел против своей совести и не стал выгораживать родного сына, — если бы у меня был сын…
— Понимаю, товарищ капитан первого ранга…
— Подождите, не кончил! Еще не знаю, почему ваш катер вышел на камни, но убежден, что причина лежит вне вас. Вы действовали правильно, безукоризненно правильно, как полагается советскому офицеру. Я рад, что не обманулся в своем доверии…
И он стал собирать со стола свои вещи. Экзамен был окончен.
Грибов предполагал поработать дома над картой района, которую обещал прислать командир бригады. К сожалению, несколько драгоценных часов отнял хозяин отведенной ему квартиры.
Еще в темной передней, открывая своему жильцу дверь (видимо, не ложился спать в ожидании его возвращения), норвежец торопливо заговорил по-русски, с трудом подбирая слова:
— Добро пожаловать, господин русский офицер! Мне сказали в штабе: ваше имя — Грибов. Я служил с одним Грибов на русском судне «Бакан». Вы не есть тот Грибов?
