— Я вернулась, — зачем-то известила я, проходя через гостиную в кухню, где взяла из кухонного шкафа стакан и налила в него воды из-под крана. Вода была тепловатой, с легким металлическим привкусом, но я умирала от жажды и выпила целый стакан одним махом. Наполнила его снова и зашла в гостиную, остановившись около дивана. Мама на секунду подняла на меня глаза, затем вернулась к раскрытой перед ней странице. Я свернула шею, пытаясь прочесть перевернутый заголовок. Достаточно громко бухнув страницами, чтобы я вздрогнула, мать захлопнула альбом и сердито глянула на меня.
— Чего тебе?
Я пожала плечами.
— Ничего, просто смотрела. — Я неуверенно присела на диванный подлокотник. — Ты читала о Чарли?
Меня словно током ударило, когда я произнесла это слово. Я никогда не называла его имени, никогда. Особенно в разговоре с мамой. «Есть две вещи, — как-то раз сказала классу моя старая учительница, — которые нельзя вернуть: пущенную стрелу и сказанное слово». Слегка сжавшись, я ждала реакции.
Через секунду довольно спокойно мама сказала:
— Просто смотрела. — Она похлопала по альбому, лежавшему у нее на коленях.
— Можно мне посмотреть?
Не дожидаясь ответа, я потянулась за другим альбомом, лежавшим на журнальном столике. Мы могли бы посмотреть их вместе. Это помогло бы нам восстановить взаимопонимание. Я начала думать, что совсем ее не знаю. Может, дело именно в этом.
Альбом лежал далековато, взять его было непросто. Я подцепила пальцем за корешок и потянула к себе. Этот альбом прилип к лежавшему под ним, и я дернула, чтобы разъединить их. Пластиковый переплет с треском разошелся, в нижней части корешка появилась ужасная неровная прореха длиной около двух дюймов. В разрыве стала видна бумажная прокладка, ослепительно белая на фоне шоколадной обложки. Я застыла.
Мама наклонилась, схватила альбом и молча ощупала повреждение.
— Прости… прости, пожалуйста, — начала я, но она повернулась ко мне, сверкая глазами.
— Это типично для тебя. Типично. Ты просто хочешь уничтожить все, что мне дорого, так ведь?
— Это случайность. Альбомы старые. В любом случае они не такие уж дорогие. Пластик мог испортиться.
— О, они очень мало для тебя значат, это мне ясно. Но для меня они важны, Сара. — Ее голос звучал все громче и пронзительнее. — Посмотри на него. Он погублен.
«Погублен» было слишком сильным словом.
— Мы можем его заклеить, — сказала я, досадуя, что оказалась в неловком положении.
— Нет, мы не можем. Ты к этому больше не прикоснешься. — Она собрала альбомы. — Ты разрушитель, легкомысленная девчонка. И всегда такой была. Особенно в том, что касается твоего брата.
