— Тише товарищи! Тише! Соблюдайте тишину! Дайте товарищу Митрофанову закончить. Димка прервался и с благодарностью смотрел на комсорга. В его глазах мелькнул огонек преданности. Такая искорка проскакивает у цепного пса перед хозяином, который, выносит миску с кислыми щами и костью.
— Нет, товарищ Пончикова! — вмешался майор. Нквдэшник приподнялся и обведя взглядом зал, добавил:
— Мне вот тоже лично не понятно — что имеет в виду товарищ Митрофанов? А? Поконкретнее надо! А то, тут, вот, обвиняет весь коллектив, в политической близорукости и потворству буржуазной идеологии — я так вас понял товарищ Митрофанов? А сам говорит расплывчато! Нет уж, если есть, какие-то факты говорите конкретнее! А так, выходит, вы всех обижаете, и все имеют право возмущаться! Пончикова прикусила губы и села. Она растеряно смотрела на майора. Тот ухмыльнулся и пожал плечами:
— Просим вас товарищ Митрофанов — поясните, куда вы клоните! И не стесняйтесь, тут все свои и критика, если она по делу — лишь на пользу! Митрофанов слегка смутился. Димка шмыгнул носом и покосился на президиум.
Майор развел руками и ехидно улыбнулся. Смирнов сидел красный, как вареный рак — сжав ладони, перед лицом и уткнувшись, в них носом. Павел понял — главный редактор боится. Он — боится каждого слова, а еще больше — каждого движения своего соседа, в оливковом кителе, с красными, словно капли крови — петлицами.
Абрикосов тяжело вздыхал и кивал головой, словно старый мерин — перед загоном на бойню. Его седая макушка двигалась вверх-вниз.
— А, что могу и примеры! — вновь уверенным голосом прокричал Димка. — Вот, мой друг и товарищ по работе, и вообще сосед по кабинету, Паша Клюфт — поддался на провокацию. Он не устоял перед этой гадиной Самойловой. И написал, что она ему втемяшила! А втемяшила она ему, страшные вещи! Страшные товарищи! Павел опешил. Он почувствовал, что у него вот-вот остановится сердце. Страх пронизывающий все клеточки его кожи — окутал тело. К горлу подкатил комок. Клюфт почувствовал себя парализованным, от ужаса. Все присутствующие невольно повернули головы и смотрели на него. Павел ощущал на себе: любопытные и сочувствующие, и главное презрительные взгляды коллег.
— Да товарищи! Как, мне не горько говорить, но я скажу! — продолжал свою речь Митрофанов.
Его голос слегка дрогнул. Димка тяжело вздохнул и словно актер, развел руками, ища поддержки у зрителей:
— Да, вот его статья! Причем как вы видите на второй полосе нашей газеты! Почти сразу за передовицей! А как она называется? А? Как? И как такое название пропустил главный редактор? А называется она товарищи вот как! — Димка поднял вверх руку. В его ладони был зажат номер газеты со статьей Павла «Мерзость, несущая опустошение» — о суде в Минусинске.
