— Ха, ха, ха.
— Еоворю тебе, это знак. Можешь объяснить, что такой человек, как он — мультимиллиардер, нефтяной король, — делает на русской каторге? Он мог сбежать — улететь на личном самолете, или договориться с властью, «лечь под нее», как поступили все, кто хотел продолжить делать дела. Но не сбежал, решил рискнуть. Дал себя арестовать, судить и приговорить, прекрасно зная, что его ждет и с кем он имеет дело. А теперь тянет срок в Сибири. В колонии общего режима.
— Какой ужас!
— Это не смешно, Жан.
— Не смешно.
— Ты мог бы меня выслушать.
— Мог бы.
— Вещи не всегда так просты, как кажется.
— Вещи — нет. Человеческие существа — да.
В тот день, когда Жан согласился на прогулку, хотя почти всегда отказывается выходить, и заявил, что собирается поехать со мной, я ощутила себя невесомой и счастливой, как бабочка в первый весенний день. Я посмотрела на моего спутника и поняла, что так сильно хочу, чтобы бледный, потерявший все волосы Жан стал прежним, что согласна видеть рядом с ним Елену, вернуть его в ту линялую Россию, которую мы когда-то вместе узнавали, лишь бы он снова научился плакать настоящими слезами. Я была так счастлива, что почти забыла все те злые, жестокие слова, которые он только что произнес.
— Преклони колени, дорогая — здесь, между крестами, — и помолись за твоего каторжного Иисуса Христа. Ну же, давай!
— Не дразни меня, Жан.
— Он такой трогательный, этот твой миллиардер на заклание.
— Прекрати.
— О, мой нежный агнец нефтяных скважин, аминь.
— Я задала тебе вопрос. И жду ответа. Скажи мне, что этот человек делает на каторге?
— Он считал себя самым умным, хитрым и крутым, моя бедная наивная девочка. Твой Ходорковский верил, что «сделает» их всех, но «сделали» его.
— И что же будет дальше?
— В конце герой погибает, дитя мое.
— Я никогда не называла его героем, Жан, а вот ты все время используешь это слово.
— Но ты в это веришь, что еще хуже.
— Ошибаешься.
— Твоего беднягу отравят. Или подождут, когда его убьет радиация.
— Почему ты не хочешь понять, что я пытаюсь сказать?
— Потому что ты не произнесла ничего внятного.
— Я утверждаю, что любой человек, ставший очень богатым, способен делать одно — богатеть дальше. Это детский подход, но так поступают все набобы нашего мира, их принцип — «цель оправдывает средства». Все, кроме Ходорковского.
— Твой герой нашего времени.
— Довольно, Жан.
— А известно ли тебе, что герои — самые эгоцентричные люди на свете?
— Как бы ты поступил на его месте?
