сказала она.
Я тебя неплохо знаю, сказал я скромно.
Я говорю не о себе, а об этой проститутке толстой, сказала она.
Что ты без меня, сказал Алиса с презрением.
Возможно, сказал я, и с ужасом понимая, что мы стремительно расходимся без всякой надежды на то, что швы срастутся. Зная, что мне будет трудно так же, как больному, – претерпевшему ампутацию, – без правой руки. Я знал, что она права. Она вросла в мои легкие, как споры травы – в останки мертвеца.
Но я должен был положить конец всему этому.
Ну, а ее муж, как же, сказала вдруг Алиса.
С которым ты трахаешься, и не только на вечеринках, сказал я, и понял, что мой свинг достиг цели.
Это было такой редкостью и так неожиданно, что я от радости едва в пляс не пустился, хотя мне по-прежнему было нехорошо. Но я по молчанию Алисы понял, что попал, хотя запустил удар по самой сложной, невероятной, и длинной траектории. Это-то его и спасло. Будь он чуточку более предсказуемый, Алиса бы легко отбилась или ушла. Но свинг прошел. Я так радовался, что едва не забылся. Спохватившись, пошел на добивание.
Думаю, вы с ним разберетесь, что к чему, сказал я.
В конце концов, мы даже семьями дружить сможем, сказал я.
Не думаю, что он на мне женится, сказала Алиса, и сказала это неожиданно для меня жалобно.
Мне жаль, Алиса, сказал я.
Хорошо, сказала она.
Твоя взяла, а я устала, очень, очень устала, сказала она.
Так что я, если ты не против, прилягу, и выпью все снотворное, какое есть в доме, сказала она.
Я рассмеялся. Дракон предлагал мне отрубить все его головы еще раз. Но я хорошо знал, что от этого он лишь оживет. Я знал все сказочные уловки Алисы, все ловушки и мины, заложенные ее дырой. Она была набита ужасами, как рассказы братьев Гримм, и если бы я не оглядел внимательно с утра свою обувь, то уже плясал бы в раскаленных железных сапогах, набитых до отказа шипами и ядовитыми змеями. Одну, впрочем, я упустил и почувствовал жжение в пятке. Школьницы смотрели на меня с недоумением, и я понял, что приплясываю от боли.
Прекрати, резко сказал я в трубку.
Туман сгустился еще больше. Я почувствовал, что люблю Алису, но сейчас нуждаюсь в Лиде, в ее мягких ляжках, в ее норе. Мне нужно было, чтобы она дала мне себя сейчас, как большой кусок свежего, рыхлого мороженного, вываленного на тарелочку. Я хотел ее, как диабетик – сладкого. Думай о мохнатке Лиды, и Алиса не сможет очаровать тебя снова, велел я себе. Пизда, пизда, пизда. Лида, Лида, Лида. Случайно я вспомнил, что еще в ту пору, когда писал книги, какой-то малахольный – других там не держали, – критик упрекнул меня в чрезмерной любви к пизде. Бедный уродец.
