Алиса, так дальше продолжаться не может, сказал я, поняв, как сильно люблю свою жену.
Я подаю на развод, сказал я, дико жалея о том, что сказал, уже в эту же минуту.
Она молча отключила телефон, и впилась взглядом в парк. Мне показалось, что щеки ее горят. Мои-то уж точно пылали. Я стоял за деревом, моля его дух, – задумчивую девушку с желтыми листьями в голове… в спутанных русых волосах, по которым ручьями бегут муравьи, – чтобы Алиса не заметила меня и не почуяла моего присутствия. И дух дерева сжалился. Хотя меня можно было увидеть, дерево укутало меня сетью чересчур густого поздне-осеннего, воздуха, и на землю неожиданно откуда-то, – хотя я знал, откуда, с опустевшей кроны, – выпал туман. Это было бы похоже на чудо, не знай я истины.
Хотя истина и состояла в том, что произошло чудо.
Телефон завибрировал, но я взял его лишь, когда отошел на достаточно большое расстояние от дома.
Что происходит, сказала Алиса зло.
Ты сама знаешь, сказал я, ударив наощупь.
Мы не трахались уже почти месяц, сказала она по-прежнему зло, но я уловил легкую слабину в голосе, и легко парировал.
Тебя это не особенно беспокоило, сказал я.
Все эти три недели, сказал я.
Ну и кто она, сказала она.
Никто, мы просто убиваем друг друга и время, сказал я.
Может быть, будь у нас дети, все бы было иначе, сказал я.
Ты не смеешь меня за это упрекать, сказала она.
Я не упрекаю тебя, сказал я устало.
Мы немножко помолчали. Я прислонился лбом к железной ограде школы, находившейся на полпути от моего дома до ближайшей автобусной остановки. Поразился тому, какой горячий у меня лоб: я не почувствовал холода, а ведь металл был ледяным. Внезапно мне стало плохо. Я почувствовал себя пустым, как всякий раз после ссоры. А ведь она была еще в самом разгаре. Так что я попытался собраться.
…Алиса что-то сказала.
А, сказал я, с трудом ворочая языком.
Но совсем не удивился тому, что происходило со мной. Алиса умела ненавистью вызывать в вас болезни. Сейчас она, без сомнений, посылала в мою сторону своих удушливых змей Лаокоона. Главное, чтобы только в мою, подумал я с испугом. Но, конечно, надеялся я зря.
Так это наша толстая сука, сказала она.
Какая, сказал я.
Не придуривайся, сказала она.
Я не понимаю, о ком ты, сказал я.
Хватит придуриваться, взвизгнула она.
Я достаточно времени с тобой прожила, чтобы понять, что к чему… эта сука единственная, на кого ты там не облизывался, сказала она.
На этих сраных вечеринках, где я под тебя целый год блядей подкладывала,
