— Слышите? — сказала Вовина мама. — Вот вам первый результат. Сто́ит этому мальчику услышать о собаке…
Семён и Вовин папа даже побледнели при этих словах: вдруг раздумает? Но Вовина мама успокоила их:
— Я не отказываюсь от своих слов. Только учти, Семёрка, что мы идём на это в виду исключительных обстоятельств и только на двадцать семь дней. Слава богу, в году бывает один отпуск… И слезь, наконец, со стула!
Это она уже Вове сказала.
Вова с грохотом спрыгнул на пол и бросился во двор, чтобы скорей оповестить всех об этом великом событии, а Семён подробно стал рассказывать, как и чем кормить собаку, какими словами с ней разговаривать, как причёсывать. Он разложил на подоконнике пакеты с витаминами, серой, костной мукой, мелом, оставил книгу «Выращивание и дрессировка собак», где несколько страниц были обведены синим карандашом, повесил на стуле поводок и ошейник, поставил на пол две миски — для воды и для супа.
— Буду век вам благодарен, — сказал он и стал прощаться — с Каплином за лапу, с остальными — за руку.
По улице он не шёл, а бежал, потому что, кто знает, что ещё могла надумать в последнюю минуту Вовина мама. Лучше уж поскорее скрыться с глаз…
Утверждать, что Вовины родители были очень довольны появлением в доме собаки, было бы не совсем верным. Они частенько ворчали и, наверно, делали не всё точно так, как написано в книге, но, в общем, им обоим было даже приятно. О Вове и говорить нечего… Приятно глядеть на лохматое чёрно-бело-серое косолапое существо, когда оно встречает тебя, виляя хвостиком с неимоверной быстротой и с не меньшей радостью; когда потом со всех четырёх лап бросается за клизмой или за мячиком и подносит их тебе. И тут уж как ни отказывайся, а приходится брать из влажной пасти игрушку и минуты две гладить это ушастое животное, которое сразу затихает и, изогнувшись дугой, прижимается к твоим ногам…
Вовина мама нередко теперь открывала на кухне диспут о том, чья собака лучше.
— Вы только посмотрите, — говорила она, — какой у Каплина выразительный хвост! Он ведь даже улыбается хвостом!
— Никакой улыбки я не вижу, — отвечала Анна Петровна. — Лучше поглядите на мою Кнопку. Вот она уж правда улыбается, и не каким-нибудь хвостом, а лицом. Как все нормальные люди.
Но Вовина мама говорила, что на Кнопкином лице ничего, кроме шерсти, не видно, так что ни о какой улыбке не может быть и речи.
— Вам не видно, а мне видно, — отвечала Анна Петровна и переводила разговор на посторонних собак. — Можете не верить, а недавно на бульваре я встретила одну собаку, так она «Надя» умела говорить… Да, да! Вот так стои́т от меня, как вы сейчас, и вдруг — «Надя»!
