– Я с вами полностью согласен, – сдержанно произнес Фишер. – Вы совершенно правы.
– Но если вы с нами согласны, почему же, черт возьми, вы не с нами?! – горячо вскричал его друг. – Если думаете, что это правильно, почему сами не поступаете правильно? Как страшно думать, что человек с вашими возможностями просто-напросто не дает свершиться переменам!
– Мы об этом не раз говорили, – тем же спокойным голосом произнес Фишер. – Премьер-министр дружит с моим отцом. Министр иностранных дел женат на моей сестре. Канцлер казначейства – мой двоюродный брат. Я упоминаю о своих родственных связях лишь по одной причине. Дело в том, что сейчас у меня необычно хорошее настроение. И дело не в море и не в солнце. Меня охватило совершенно незнакомое мне радостное чувство, ощущение счастья, которого я не испытывал никогда раньше.
– Дьявол, вы можете выражаться яснее?
– Я стал гордиться своей семьей, – сказал Хорн Фишер.
Гарольд Марч уставился на него округлившимися голубыми глазами и был, похоже, до того озадачен, что даже не нашелся, что сказать. Фишер, как обычно, лениво откинулся на спинку стула и с улыбкой продолжил:
– Дорогой друг, позвольте и мне в свою очередь задать вам вопрос. Вы намекаете на то, что все рассказываемое вами о моих несчастных родственниках мне известно. Это так. Но неужели вы предполагаете, что Аттвуд ничего этого не знал? Неужели считаете, что он не догадывался о том, что вы – именно тот человек, который начнет говорить об этих вещах, когда у него появится такая возможность? Почему Аттвуд, так сказать, снял с вас намордник именно сейчас, после стольких лет? Я знаю ответ на этот вопрос. Я много чего знаю, даже слишком много. Вот поэтому я наконец стал гордиться своей семьей, о чем уже имел честь заявить.
– Но почему? – как будто из последних сил повторил Марч.
– Канцлером я горжусь потому, что он проигрался в пух и прах, министром иностранных дел – потому что он пил, а премьером – оттого что он комиссионные за какой-то контракт положил себе в карман, – твердым голосом произнес Фишер. – Я ими горжусь, потому что они все это делали, и их можно в этом обвинить, и они знают, что их можно в этом обвинить, но продолжают твердо стоять на своем. Я снимаю перед ними шляпу, потому что они, не побоявшись шантажа, отказались погубить эту страну ради спасения себя. Я приветствую их, как приветствовал бы тех, кто идет в бой, зная, что не вернется.
Помолчав, он продолжил:
– И бой состоится. Это не метафора. Мы так долго играли по правилам иностранных финансистов, что теперь нас ждет либо война, либо крах. Даже люди, обычные селяне и горожане, и те уже начинают подозревать, что их ведут к гибели. Это и есть причина тех прискорбных событий, о которых пишут в газетах.
