Тебе - не телегой об земь!.. Арсеналы,
склады
медикаментов,
еды... Под ними
земля
выгибалась миской. Ждали
на каждой
бетонной поляне. Ленинская
эскадрилья
взлетела из-под Минска... Присоединились
крылатые смоляне... Выше,
выше
ввинчивались летчики. Совсем высоко...
И - еще выше. Марш отшумел.
Машины
точки. Внизу - пощурились
и бросили крыши. Проверили.
Есть
кислород и вода. Еду
машина
в минуту подавала. И влезли,
осмотрев
провода и привода, в броню
газонепроницаемых подвалов. На оборону!
Заводы гудят. А краны
мины таскают. Под землю
от вражьего газа уйдя, бежала
жизнь заводская.
Поход.
Летели. Птицы
в изумленьи глядели.
Летели... Винт,
звезда блестит в темноте ли?
Летели... Ввысь
до того,
что - иней на теле.
Летели... Сами
себя ж
догоняя еле,
летели. С часами
скорость
творит чудеса: шло
в сутки
двое сполна; два солнца
в 24 часа; и дважды
всходила луна. Когда ж
догоняли
вращенье земли сто мест
перемахивал
глаз. А циферблат
показывал
им один
неподвижный час. Взвивались,
прорезавши
воздух весь. В удушьи
разинув рот, с трудом
рукой,
потерявшей вес, выструивали
кислород. Врезались
разведчики
в бурю
и в гром и, бросив
громовую одурь, на гладь
океана
кидались ядром и плыли,
распенивши воду. Плавучей
миной
взорван один. И тотчас
все остальные заторопились
в воду уйти, сомкнувши
брони стальные. Всплывали,
опасное место пройдя, стряхнувши
с пропеллеров
капли; и вновь
в небосвод,
пылающ и рдян, машин
многоточие
вкрапили.
Летели... Минуты...
сутки...
недели...
Летели. Сквозь россыпи солнца,
сквозь луновы мели
летели.
Нападение.
Начальник
спокойно
передвигает кожаный на два
валика
намотанный план. Все спокойно.
И вдруг
как подкошенный, камнем
аэроплан. Ничего.
И только
лучище вытягивается
разящей
ручищей. Вставали,
как в пустыне миражи, сто тысяч
машин
эскадрильи вражьей. Нацелив
луч,
истребленье готовящий, сторон с десяти
- никак не менее свистели,
летели,
мчались чудовища из света,
из стали,
из алюминия. Качнула
машины
ветра река. Налево
кренятся
по склону. На правом
крыле
встает три "К", три
черных
"К"
Ку-клукс-клана. А ветер
с другого бока налез, направо
качнул огульно и чернью
взметнулась
на левом крыле фашистская
загогулина. Секунда.
Рассмерчились бешено. И нет.
Исчезли,
в газ занавешены. На каждом аэро,
с каждого бока, как будто
искра
в газовый бак, два слова
взрывало сердца:
"Тревога! Враг!"
Аэробитва.
Не различить
горизонта слитого. Небо,
воздух,
вода
воедино! И в этой
