Хорошо! | страница 10
глаза-небеса, любимой
моей
глаза. Круглые
да карие, горячие
до гари. Телефон
взбесился шалый, в ухо
грохнул обухом: карие
глазища
сжала голода
опухоль. Врач наболталчтоб глаза
глазели, нужна
теплота, нужна
зелень. Не домой,
не на суп, а к любимой
в гости две
морковинки
несу за зеленый хвостик. Я много дарил
конфект да букетов, но больше
всех
дорогих даров я помню
морковь драгоценную эту и пол
полена
березовых дров. Мокрые,
тощие под мышкой
дровинки, чуть
потолще средней бровинки. Вспухли щеки. Глазки
щелки. Зелень
и ласки выходили глазки. Больше
блюдца, смотрят
революцию. Мне
легше, чем всем,я Маяковский. Сижу
и ем кусок
конский. Скрип
дверь,
плача. Сестра
младшая. -Здравствуй, Володя! -Здравствуй, Оля! -завтра новогодиенет ли
соли?Делю,
в ладонях вешаю щепотку
отсыревшую. Одолевая
снег
и страх, скользит сестра,
идет сестра, бредет
трехверстной Преснею солить
картошку пресную. Рядом
мороз шел
и рос. Затевал
щекоткуотдай
щепотку. Пришла,
а соль
не валитсяпримерзла
к пальцам. За стенкой
шарк: "Иди,
жена, продай
пиджак, купи
пшена". Окно,
с него идут
снега, мягка
снегов, тиха
нога. Бела,
гола столиц
скала. Прилип
к скале лесов
скелет. И вот
из-за леса
небу в шаль вползает
солнца
вша. Декабрьский
рассвет,
изможденный
и поздний, встает
над Москвой
горячкой тифозной. Ушли
тучи к странам
тучным. За тучей
берегом лежит
Америка. Лежала,
лакала кофе,
какао. В лицо вам,
толще
свиных причуд, круглей
ресторанных блюд, из нищей
нашей
земли
кричу: Я землю
эту
люблю. Можно
забыть,
где и когда пузы растил
и зобы, но землю,
с которой
вдвоем голодал,нельзя
никогда
забыть!
15
Под ухом
самым
лестница ступенек на двести,несут
минуты-вестницы по лестнице
вести. Дни пришли
и топали: -Дожили,
вот вам,нету
топлив брюхам
заводным. Дымом
небесный
лак помутив, до самой трубы,
до носа локомотив стоит
в заносах. Положив
на валенки
цветные заплаты, из ворот,
из железного зёва, снова
шли,
ухватясь за лопаты, все,
кто мобилизован. Вышли
за лес, вместе
взялись. Я ли,
вы ли, откопали,
вырыли. И снова
поезд
катит за снежную
скатерть. Слабеет
тело без ед
и питья, носилки сделали, руки сплетя. Теперь
запевай,
и домой можнода на руки
положено пять
обмороженных. Сегодня
на лестнице,
грязной и тусклой, копались
обывательские
слухи-свиньи. Деникин
подходит
к самой,
к тульской, к пороховой
сердцевине. Обулись обыватели,
по пыли печатают шепотоголосые
кухарочьи хоры. -Будет...
крупичатая!..
пуды непочатые... ручьи-чаи,