— Почему?
— Поведем их на ярмарку…
— Продавать? — огорчилась Зося.
Юзек притащил хворосту для печки и весь день что-то ладил по хозяйству. Маргоська прибирала хату и втихомолку плакала по углам. Медленно тянулся этот печальный день. Столько дел они переделали, а ночь все не наступала.
Утро следующего дня было еще печальнее в хате за ружьем.
Юзек собирался в дорогу — да что ему было собирать: две рубашки, онучи и кусок масла…
Все валилось у него из рук, и неизъяснимый страх перед неведомым будущим сжимал ему сердце.
— Воля господня! — часто повторял он, стараясь совладать с собой и не выказывать тревогу перед заплаканной матерью.
Она хлопотала, как могла, все ему приготовила на дорогу; едва рассвело, покормила коз, но душу ее угнетала великая тяжесть, которую она не могла сбросить.
— Вот вижу и вижу, будто кого-то выносят… — с тоской говорила она, глядя на Юзка.
— Полноте выдумывать! — отвечал он в страхе.
— Юзусь! Юзусь!
— Не плачьте, матуля, я же вернусь к вам.
Зося плакала вместе с матерью, но не знала, о чем… Ей казалось, что Юзек скоро вернется, как всегда, когда он уходил на богомолье. И она удивлялась его унынию. Говорит, что за деньгами едет, а горюет, — размышляла она. А потом удивлялась, что, уходя, он обнял ее и на пороге перекрестился.
Мать выгоняла из клети коз, когда влетел Войтек.
— На ярмарку?
— Нет. В Пешт…
— В такую даль?
— Да, не близко…
Войтек задумался и отошел в сторонку. Козы вышли, а следом за ними и Юзек с матерью.
— В Пешт!.. — повторил Войтек и бросился догонять Юзка.
— Юзусь! — зашептал он ему на ухо. — Поищи мне там работу, я приеду…
— Сиди дома, раз тебе тут хорошо…
— Ну как же! Хорошо!
— А что?
— С отцом не лажу. Бьет он меня…
Войтек проводил их до большака и вернулся к Зоське.
Юзек шел со своей котомкой рядом с матерью и погонял коз.
— Сколько, вы думаете, дадут?
— Дали бы хоть двенадцать…
— Надо поторговаться…
— А как? Хорошо, если бог пошлет покупателя…
— Лишь бы не было рабчан!..
— И то! Хуже мошенников не сыщешь на свете…
— Эти не то что вдвое, а в пять раз меньше норовят заплатить.
— Такой народ продувной.
Они шли вниз по деревне, разговаривая о продаже, о долгой суровой зиме, которую предсказывали по всем приметам. Но разговор скоро оборвался: оба они думали о другом. Время от времени мать отворачивалась, делая вид, что сморкается, и украдкой утирала слезы.
Все-таки Юзек их заметил и старался ее успокоить.
— Ну, хватит вам плакать, мама…
— Да оно само плачется…
