Треск — лопнула струна. Все вдруг остановились — над пропастью… Очнулись, едва замолкла скрипка.
— Что случилось?
— Да видите…
Все усаживаются куда попало. С трудом переводят дыхание… Многие выходят на улицу. Начинаются разговоры… Гомон нарастает… Слышится шопот… смех… Старики вперемежку с молодежью снова пьют и толкуют.
Козеру Собек встретил за стойкой. Старик тут сидел уже с утра.
— Опять вас сюда привело? — спросил Собек.
— Э, Собусь! Это целая история… Поди-ка, я тебе расскажу.
— Некогда мне!
— Вот беда! А то бы ты узнал…
— Да вы же зареклись ходить в корчму!
— Ни от чего, сынок, зарекаться нельзя! Чему суждено быть, то и будет…
— Я понимаю! — перебил Собек, желая поскорей отделаться от старика.
— Поймешь, сынок, когда я тебе расскажу. Что, не видал ты тут моей Ганки?
— Вы ей отец, вы за ней и смотрите! — с издевкой ответил Собек и отошел от него.
— Гордый малый, — буркнул вслед ему Козера. — Мало будет Ганке от него радости… Ну, на все воля божья! Зысель, — повернулся он к корчмарю, — дай-ка мне этого поношения господня…
Зысель подал стопку горькой. Старик опрокинул ее и погрузился в благочестивые размышления…
В корчме поднимается гомон, раздается громкий смех. Старики и молодые — все веселы и довольны.
Посреди горницы кружится какая-то бабенка с любым, кто подвернется ей под руку, притопывает и поет:
Муж мой — дед убогий,
Этакого милуй…
Призри его, боже,
Убери в могилу…
А у стойки глухой ее муж на радостях, что такая у него хорошая баба, снова подносит по чарке собравшимся кумовьям.
Музыканты, примостившиеся на лавке у окна, едва успевают угощаться — столько народу их потчует… Первый среди них старый Гзица — скрипач знаменитый! Покуда сможет скрипку удержать в руках — не выпустит ее. Рука у него до того наловчилась, что смычок так сам и ходит… Только было б кому петь!.. Такт Гзица отстукивает ногой и уж не собьется ни на осьмушку… Всякий напоет ему вполголоса что кому нравится, а он сразу без ошибки сыграет. Проведет смычком по струнам, сам притопнет и, весело подмигивая, подбивает людей потанцовать.
Прибежал сюда и Войтек. Смотрит в окно, а зайти в горницу боится. «Эх, кабы не отец!» — думает паренек.
Однако не утерпел. Влез на окно и шепчет Гзице на ухо:
— Сыграйте-ка это:
Побожился тато,
Что волов мне купит,
А еще божился,
Что меня излупит!..
Старый Хыба заметил его.
— Вот ты где, прохвост!
Но пока он проталкивался к окошку сквозь густую толпу, Войтка уже не было…
В эту минуту в корчму вошел Юзек.
