– Это бесполезно. Они всегда были такие, а я и так скоро уеду в колледж. Я уеду, а они пусть делают, что пожелают. Мама предлагает остаться в Принстоне, но я хочу свалить. Только она сильно расстроится, если узнает причину.
Оливия подозревала, что именно так и будет.
– В общем… Не знаю… Я просто готов уехать и жить дальше без них.
Оливия чувствовала, что внук собирается сказать еще что-то, но он передумал и промолчал.
– Ты хочешь мне еще что-то сказать?
– Нет, это всё. И пожалуйста, не говори родителям того, что я тебе доверил.
– Не буду. Возможно, тебе самому надо им когда-нибудь это высказать, чтобы они поняли твои чувства.
– Им есть дело только до себя, – грустно проговорил Алекс. – Я бы хотел иметь брата или сестру.
Оливию в этот момент поразило, насколько парадоксальна жизнь. Она мало времени уделяла родительским обязанностям, поэтому Джон решил всё время проводить дома с сыном. Но он был настолько без ума от жены, и они были так увлечены друг другом, что отгородились от сына, и тому было так же одиноко, как если бы родители отсутствовали. Она осознала, что люди не видят собственных ошибок, хотя они бросаются в глаза другим и могут причинить им боль. В конечном итоге детство Алекса было даже более одиноким, чем у его отца, – по крайней мере ее детей окружали вниманием отец и бабушка. У Алекса же не было абсолютно никого, кроме родителей, помешанных друг на друге.
В ту ночь Алекс с бабушкой долго беседовали, пока яхта в свете луны мчалась к берегам Сардинии. Ночное плавание казалось Оливии чем-то очень спокойным и прекрасным. Когда внук отправился спать, она ушла в свою каюту, легла в кровать и взяла рукопись Лиз. Ей не терпелось ее почитать.
На следующее утро, вскоре после рассвета, они достигли пролива Бонифачо, отделяющего Корсику от Сардинии. Капитан предупредил Оливию, что может начаться качка, но ненадолго, потом море опять успокоится. Когда они проходили это место и корпус яхты стал вздрагивать на больших волнах, Оливия проснулась. Она не чувствовала тошноты, только беспокойство. Какое-то время полежала в кровати с этим ощущением, а потом решила выйти на палубу и осмотреться. Спать она всё равно не могла, а лежать и чувствовать, как с каждой волной яхта проваливается вниз, было только хуже. «Интересно, другие от качки тоже проснулись?» – подумала она.
Когда Оливия в банном халате поверх ночной рубашки вышла на воздух, то увидела Лиз, съежившуюся в углу палубы и очень бледную. У нее пока не было морской болезни, но пролив Бонифачо доставлял ей неприятности уже на протяжении часа или двух.
