– Сомневаюсь.
– Никто, – пытаясь не слышать его, продолжил Бруно, – ни наши эксперты, ни их малефики не нашли в тебе ничего сверхобычного. Тут ты прав. Но тогда объясни мне, почему чародей, при одном имени которого бледнеют его же приверженцы, не сумел влезть в твою дурную голову? Почему не смог увидеть твоих мыслей; точнее, увидел, но лишь те, что ты сам захотел ему показать – и не заподозрил обмана? Снова повезло?
– Может, он в тот день не выспался.
– Наверное, так же, как и все прочие, включая, насколько мне известно, стрига, который брал под полный контроль по нескольку человек разом, но не смог контролировать одного тебя. Ты защищен, Курт, признай это, наконец. Тебя хранит кто-то. И уж наверное не Афина Паллада.
– Доводилось бывать на анатомировании? – спросил он вдруг, и Бруно непонимающе нахмурился. – Так, ad vocem. Два человека равного сложения тащат равные мешки с камнями, и – один вдруг падает замертво, а другой вздыхает и идет домой любить жену. Знаешь, что обнаружится при вскрытии? Различное строение сердца и сосудов.
– Это намек на то, что, когда тебе размозжат голову, из черепа вывалится уникального строения мозг?
– Чем это объяснение хуже божественного вмешательства? У кого-то более крепкие, чем у прочих, мышцы или кости, у кого-то – мозги. Просто так сложилось – от рождения.
– Думаю, если б в отдаленной деревеньке обнаружился вдруг некто, кто тридцать лет пролежал лежнем, но при том был бы подобен греческому атлету – им давно заинтересовались бы и наши, и не наши. Как тобой.
– Академия – святого – Макария, – повторил Курт с расстановкой. – Я ее сегодня уже упоминал?
– В академии накачивали не только твои мозги – там этих мозгов были десятки, но говорят по всей Германии только о тебе.
– Я подхожу ad parametrum, – пояснил он благожелательно. – Выходец из бедняцких кругов, бывший беспризорник и преступник – перевоспитан, обучен, угодил в императорскую милость и урвал себе рыцарское звание, попутно подняв на костер пару-другую высокородных подданных. Для пропаганды – идеальная biographia. Тебе известно не хуже меня, что моя слава – не в малой степени заслуга наших же агентов. Новой Конгрегации нужны свои имена и легенды; я просто пришелся ко двору. Я, знаешь, вроде бочонка с пивом, который выкатывают к дверям лавки для заманивания посетителей, или вывески над трактиром. Пока вывеска новенькая, сияющая свежей краской, неплохо нарисована – и все смотрят, обсуждают, заходят в двери; спустя время краска облупится – и повесят новую вывеску. Все просто.
