Искра сопротивления в глазах человечка угасла, сменившись тоскливой обреченностью. Угэдэй одобрительно кивнул: так-то. Тяжело править народом, в ответ на угнетение спокойно выбирающим смерть. Воистину, одна из многих его черт, достойных восхищения, но сколько же можно такое терпеть? Прошлый опыт научил хана тому, чтобы решение о предстоящей смерти натыкалось у этого народа на такую стену горя — не себе, так своим соплеменникам, — что принуждало оставаться в живых и, кляня себя, продолжать безропотно служить ему, монгольскому хану.
— А теперь поторапливайся, хозяйчик. Беги к себе и делай все приготовления. Ну а я поблаженствую здесь еще немного.
Угэдэй с ленцой проводил взглядом управляющего, который, словно вдруг став ниже ростом, засеменил прочь готовиться к торгу. Тем временем стражники удерживали то и дело прибывающих посыльных, не давая им приблизиться к хану — во всяком случае, до той поры, пока тот сам не засобирается в дорогу. Камень мостовых перилец приятно холодил оголенные предплечья. Угэдэй допил очередную чашу, удерживая ее в неудобно скрюченных пальцах.
Далеко за полдень близ Сучжоу усаживались в седла двадцать тысяч воинов, ведомые Угэдэем и Тулуем. Половину воинства Угэдэя составляли отборные кешиктены — в большинстве своем нойоны, с мечами и луками. Семь тысяч из них ездили исключительно на вороных, а доспехи у них были черные с красным. Многие из них — именитые, поседевшие в походах воины, которые служили еще Чингисхану и славились своей безжалостностью. Остальные три тысячи — кебтеулы и тургауды — дневная и ночная стража, — лошади которых гнедые или пегие, а доспехи несколько проще. Среди них был и славный борец Баабгай, личный подарок Хасара своему хану. За исключением недалекого героя ристалищ, избирались эти люди не только за свою силу, но еще и за сметку. В свое время Чингисхан завел правило: те, кто ведет в бой хотя бы тысячу, должны предварительно отслужить в ханской страже. Впрочем, по своему усмотрению он мог поставить любого из них куда угодно, хоть на сотню, хоть даже десятником. Командовали туменами родовитые тайджи, однако в действие их приводили именно проверенные ханские стражи.
Вид этих воинов неизменно вызывал у Угэдэя чувство владетельного довольства. Сама та мощь, которую он мог через них нагнетать, действовала опьяняюще, возбуждала. Тумен Хасара располагался к северу, сообщаясь с туменом хана цепями разведчиков. Повторно отыскать его местоположение не составит труда, да и в целом тем, как складывалось утро, Угэдэй был доволен.
