С осторожностью и сосредоточенностью Тулуй принял сосудик с прозрачным маслом и втер его себе в волосы. Более пригожая из рабынь увязала их в тугой пучок, свисающий со спины. Шея под затылком, там, где волосы защищены от солнца, была белая-пребелая.
Менгу стоял и молча взирал на отца. Остальные минганы в тумене возглавляли опытные воины, повидавшие сотни, если не тысячи боев, больших и малых. Рядом с ними он чувствовал себя неоперившимся юнцом, однако теперь они не смели поднять на него глаз. Из уважения к Тулую все хранили тяжелое молчание, а Менгу понимал, что по этой же причине, в честь своего отца, он и сам должен блюсти хладнокровие. Не хватало еще, чтобы сын знатного военачальника посрамил его своим нытьем. И Менгу держался, внутренне застыв, как камень. Тем не менее отвести от отца глаз он не мог. Тулуй объявил воинам о своем решении, и все они оказались поражены им, не в силах что-либо поделать перед лицом его воли и надобностью хана.
Завидев Хасара, скачущего с другой стороны лагеря, один из воинов негромко свистнул. Дядя Тулуя пользовался у них заслуженным уважением, но все равно на подступе к реке они хотели его удержать. В такой день им не было дела, что это брат самого Чингисхана.
Тулуй, пока ему увязывали волосы, стоял с отсутствующим взором. Из отрешенности его вывел свист, и он кивнул сыну, чтобы тот пропустил Хасара. Дядя спешился и приблизился к воде.
— Тебе для этого понадобится помощь друга, — сказал он.
Взгляд Менгу безотчетно прошелся по затылку Хасара.
Тулуй в молчании смотрел из реки, после чего склонил голову в знак согласия и зашагал к берегу. Рабыни тронулись следом, и он покорно остановился, давая им себя отереть. Под ласковым теплом солнца напряжение в нем частично растаяло. Тулуй посмотрел на ждущие его доспехи — груда железа и кожи. Что-то из этого он носил всю свою взрослую жизнь, а теперь вдруг ощутил как нечто чуждое, ненужное. Да еще и цзиньского образца, то есть совсем уж не ко двору.
— Доспехи я надевать не стану, — сказал он сыну, который стоял в ожидании приказаний. — Собери все это. Может, когда-нибудь за меня их станешь донашивать ты.
Нагибаясь за всеми этими боевыми причиндалами, Менгу как мог перебарывал свое горе. Хасар смотрел с одобрением, подмечая, с каким достоинством держит себя внучатый племянник. В его глазах светилась родственная гордость, хотя сам Менгу отвернулся, ничего похожего в себе не ощущая.
Рабыни Тулуя, чтобы прикрыть наготу, набросили на себя холщовые рубашки. Одну из женщин брат хана босиком послал по траве, с указанием отыскать в его юрте дэли, штаны и новые гутулы. Бегуньей она оказалась проворной, и отнюдь не один воин провожал взглядом ее открытые ноги, соблазнительно мелькающие на солнце.
