Хродмар не ответил и пошел своей дорогой. Возможно, побеседовать с Властителем и было бы полезно, но от беседы с Асвальдом никакой пользы ждать не приходилось.
– Впрочем, на твоем месте всякий жалел бы о потере! – крикнул вслед ему Асвальд, у которого еще что-то лежало на душе. – Ведь отныне ты не родич конунгу. Твоей тетки королевы Бломменатт больше нет, нет и троюродных братцев-наследников. Я бы на твоем месте покрепче держался за рога «Кленового Дракона». Как бы он не взбрыкнул теперь под тобой! Сдается мне, что скоро сыновья Хравна хёльда его у тебя отберут!
Хродмар медленно обернулся, положил руки на пояс. Асвальд смотрел на него с насмешкой, но плечи и руки его незаметно готовились встретить удар. Хродмар на миг растерялся: в нем кипела ярость от столь открыто высказанных насмешек, но не драться же над неостывшим пеплом королевы и ее сыновей!
– Чем рассуждать, что бы ты делал на моем месте, сначала окажись на нем! – сказал он, изо всех сил стараясь быть спокойным и радуясь, что Асвальд еще не научился угадывать его чувства по новому, изменившемуся лицу. – А с сыновьями Хравна хёльда я разберусь сам. Оставь догадки и сплетни женщинам. В походе станет ясно, кто из нас чего стоит.
Асвальд уже не смеялся, его глаза сердито сузились. Не дождавшись ответа, Хродмар пошел прочь. Асвальд, глядя ему вслед, остался стоять возле ворот.
– Асвальд, где же ты? – окликнул его со двора усадьбы голос сестры Эренгерды.
Когда болезнь отступила, отец поспешно вернул ее домой. Теперь именно ввиду новых обстоятельств она нужна была здесь. Медленно повернувшись, Асвальд двинулся на зов. Эренгерда ждала его, стоя возле дверей и кутаясь в плащ от свежего ночного ветра. Золотистые волосы, переливаясь в ярком свете луны, окружали ее голову легким сиянием, будто волшебный шлем. Асвальд окинул девушку оценивающим взглядом, словно видел впервые, потом вдруг усмехнулся чему-то, оглянулся вслед ушедшему Хродмару, обхватил сестру длинной рукой за плечи и увлек в дом.
А Хродмар быстро шагал вверх по Аскефьорду к Медвежьей долине, догоняя ушедших вперед родичей, и думал о своей невесте. Не проходило и дня, чтобы он не вспомнил о ней. При мысли об Ингвиль на душе у Хродмара светлело, даже шаг делался легким, упругим, как будто на башмаках вырастали невидимые маленькие крылышки. Изумленные, порою жалостливые взгляды, бросаемые на его лицо, смущали Хродмара меньше, чем он раньше ожидал. Пусть ни одна из женщин больше не назовет его самым красивым парнем в Аскефьорде – что ему до них? Ведь Ингвиль любила его таким, каким он был теперь, и ее любовь давала ему право не бояться насмешек. «Разве тебе нужна любовь глупых женщин?» – вспоминал Хродмар, и на память ему приходили глаза Ингвиль, серьезные и светлые, как чистейший источник. Хродмар и сам не замечал, как эти прозрачные струи смывали с его души горечь последних дней, печаль по умершим, досаду на многозначительные, не обещающие ничего доброго насмешки Асвальда. Ингвиль была сейчас далеко, но сознание, что она есть на свете, делало его сильнее. Скоро они увидятся. Пройдет еще какое-то время, сменится луна, и Ингвиль будет с ним, здесь, навсегда. И что ему Асвальд с Кольбейном, что ему следы болезни? Даже горечь от смерти королевы Бломменатт бледнела, отступала. Любую потерю можно перенести, если знаешь, ради чего жить дальше. А Хродмар знал.
