— Сходочник бывалый, — определил вахмистр. — Ишь сколь напялил! Не ндравится, когда треххвостая по спине гуляет, шкуру чище бороны дерет? Взять слоеного в участок! А девку... У нас и без женского полу в подвале сырости хватает!
— Помилуйте, ваше благородие! — изумился Николай. — Какой я сходочник? А фуфайки... Нынче воскресенье, и в нашей рабочей казарме шибко пьют. Еще заложат в кабаке и мое добро на похмелку... Уж лучше на себе таскать. Да и простужаюсь часто я. Намедни лекарь...
Федор вступился за парня:
— Дозвольте, ваше благородие... Я этого человека признал! Работал у нас тестомесом, а как захворал, хозяин его и выгнал. Чахотка у него в последнем градусе. Еще кровь горлом отворится и помрет в участке.
— Пшел вон, адвокат! — цыкнул на него вахмистр. — Скажи спасибо, что сам в участок не угодил.
Однако полицейский отпустил и Николая. Вдруг еще и вправду помрет за решеткой, отвечай за него...
Пальчевский догнал Федора и Дуню. Девушка недавно переехала к Стоклицкой в Липовую рощу подлечить сломанную руку, приобрести ремесло. Придумал это Федор. И теперь мать Фроси учит ее шляпочному делу, а сама Фрося, учительница, — грамоте. В свободное время дочь кузнеца возит в город нелегальную литературу, поддерживает связь. Забайрачный неохотно отпустил свою Дуню:
— Девке не ученье, а муж самостоятельный нужен. Не втравливай, Артемий, в свои дела Евдокию! Лучше меня покрепче к ним привари. То уговаривал— «оружие», «склады», а теперь молчишь?
— Чудак! Дуне в самый раз иглой орудовать, а не ухватом у печи. А для оружия нашли местечко понадежней.
Сабурова дача. С помощью доктора Тутышкина Федора зачислили в штат больницы мастером по ремонту водосточных труб. Работы мало, и он досконально изучил обширную территорию лечебницы, ознакомился с ее многочисленным персоналом. Народ здесь отзывчивый на горячее слово. Главный врач Якобий — самодур, каких не видывал свет. Вербовать людей в подпольные кружки Артему помогала Даша Базлова. Территория Сабурки не подвластна полиции, но когда в широком коридоре полуподвала главного корпуса стали собираться люди, от больницы до Конной площади стояли надежные патрули.
Особенно сдружился здесь Сергеев с кочегаром Степаном Россохатским. Молодой, но уже лысоватый парень любил книги и песни, сам сочинял стихи.
Второй кочегар котельной, Мокей Рябуха, — полная противоположность Россохатскому. Угрюмый, небритый, он люто ненавидел полицию, но сходок и кружков сторонился.
