Занавес опустился перед взволнованным залом.
Васильев и Даша Базлова еле пробрались за кулисы. Растолкав друзей, Саша отвел Артема в сторону:
— Базлова, хозяйка новой конспиративной квартиры.
— Давно мечтаю обосноваться на Сабурке! — признался Федор, разглядывая Дашу. — Идеальное место для подпольных дел!
— Конечно... — подтвердила девушка, взволнованная оказанным ей доверием.
Федор медлил уходить. Оглянувшись на Шуру Мечникову, стоящую за его спиной, он нахмурился и сказал:
— Слышите свистки? Дом оцеплен полицией. Вам, девчата, незачем рисковать. Идите пока вдвоем, а я догоню. Дорогу знаю.
Дружинники расступились. Даша и Мечникова беспрепятственно миновали полицейский кордон.
Девушки шли по Конюшенной. Удастся ли Артему вырваться?
Люди из Народного дома растекались по улицам, переулкам. Вскоре Даша и Шура остались одни. Ночь темная, едва освещенная тонким серпом молодого месяца, проглядывавшего сквозь перистые облака.
Шаги... Девушки обернулись. Какой-то прощелыга. На ногах рваные опорки, на голове помятый котелок. Бредет, пошатываясь, и горланит:
Золотая наша рота
Тянет беса из болота...
Голос противный, скрипучий. Даша и Шура прибавили шагу, но босяк стал догонять. Рослая Базлова успокоила Шуру:
— Пусть только тронет! Не с такими справляюсь в отделении буйнопомешанных, — и, полная решимости дать отпор бродяге, сжала кулаки.
Босяк приблизился. Луна осветила премерзкую ухмылявшуюся рожу. Острые усики и бородка, под глазом огромный синяк.
— Чего тебе? — спросила Базлова. — Только тронь меня, пьянчуга, и я кликну городовика! Будка за углом.
— Вот как раз этого-то делать и не надо, — куражился тот. — Разрешите, мамзель, взять под ручку. В обхождении с красотками имею понятие...
Мечникова пригляделась и всплеснула руками:
— Артем?! В таком виде... Где же костюм, что мы тебе купили?
— Говорил, зря тратитесь. Так оно и вышло!
И, весело рассмеявшись, рассказал, как ему удалось объегорить полицию и жандармов.
Спешное переодевание произошло за кулисами в Народном доме.
Володя Кожемякин сунул Федору опорки, модник Васильев отдал свою поношенную визитку, а Николай Чинов поменялся с ним головными уборами. Шаляпин с досадой смотрел на нехитрый маскарад, а затем усадил подпольщика перед зеркалом и озабоченно поскреб ногтем свой округлый подбородок.
— Картуз долой! — вдруг воскликнул он и, сорвав со Щербака котелок, бросил его на пол, растоптал, а потом напялил на голову Федора. — Вот именно. А теперь...
