Приближался вокзал, товарняк на запасных путях, и люди, стоящие на платформе.
Держась одной рукой за поручень, Федор повис на ступеньке и принял у дежурного проволочный круг с жезлом и путевкой. Заскрежетали тормоза, прокатился в хвост состава перезвон буферов от вагона к вагону.
Поставив тендер против водонаборной колонки, похожей на виселицу, машинист приказал помощнику:
— Бери так воды, чтоб до Гришина хватило.
Федор ухватился за цепь хобота колонки, подвел его к горловине бака на тендере. Вода хлынула широким потоком. Паровоз жарко вздыхал, словно наслаждаясь покоем.
Насвистывая беззаботную польку-бабочку, Сергеев смазывал паровоз. В одной руке масленка, в другой клок пакли.
Украдкой, через плечо, оглянулся. Чего связной медлит?
Мелодичное позванивание приближалось. Молотком на длинной рукояти осмотрщик вагонов постукивал по ободу колеса — нет ли трещин? За ним шел смазчик. Он подливал в буксы мазут. Масленка, как и у Федора, большая, неуклюжая.
«Копаются, сто чертей им в ребра!» — ругнулся Федор и спросил у машиниста, который скручивал цигарку из домашнего самосада:
— Долго, Егор Данилович, стоим здесь?
Не сводя глаз с паровозной трубы — она лениво кадила в синее небо, — машинист миролюбиво ответил:
— Пятнадцать... Тут скрещение со встречным. — И ехидно добавил — Запропастился твой клиент? Оно и спокойнее.
— Придет, придет мой «клиент»! — в тон ему ответил помощник. — Данилыч, а Данилыч! Не видать с вашей верхотуры здешних иродов?
— Куда им деться? У вагонов порядок наводят... — И машинист разозлился: — Что я, в наблюдатели тебе нанялся? Сам смотри!
— Неужто трудно посторожить? — удивился Федор и пошутил: — Небось пожалеете, когда схватят вашего безотказного помощника. За двух справляюсь, пока болеет Микола, кочегар! — широко улыбнулся он. Улыбка белозубая, обезоруживающая, а в глазах — веселое упрямство.
Машинист сердито буркнул:
— Другого дадут — получше. Мало ли вашего брата!
Подошел осмотрщик. Ударив молотком по колесу багажного вагона, он взглянул на Федора и кивнул в сторону смазчика:
— Угости его табачком, кочегар. Сам-то стесняется просить!
— Кременчугская махра, — вынул Сергеев кисет. — Годится?
— Давай. А то без курева — беда!
Закурили. Пароль и отзыв сошлись, но они еще недоверчиво разглядывали друг друга. Наконец Федор сказал:
— На паровоз нельзя — мой дракон артачится... Пойдем на ту сторону состава.
Услышав в свой адрес нелестный эпитет, машинист нахмурился и стал с преувеличенным вниманием изучать суетливых пассажиров на перроне; глянул туда, где семафор еще загораживал им дорогу на Ясиноватую, где рельсы однопутки сходились в точку. Там еле заметно курился сизый дымок встречного.
