Грохот ливня смешивался с гулом его крови, яростно текущей в жилах, с бешеным стуком сердца. Ноги Мануэля с трудом отыскивали углубления в стене и выступы кирпичей. Веревка была натянута, как струна, так же как и его нервы. Его душа желала вырваться из обветшалой оболочки и взмыть вверх, в небеса, но пока ему надлежало спуститься вниз.
Когда подошвы несчастного коснулись земли, он не поверил в это. Гнев куда-то исчез, но теперь ему не было страшно.
Прошло несколько минут, прежде чем к Мануэлю вернулся дар речи. Пережитое истощило и без того скудные силы. Незнакомец терпеливо ждал, пока он придет в себя.
– Куда мы пойдем? – наконец прошептал бывший узник.
Смотревший на него человек произнес одно короткое теплое слово:
– Домой.
Он протянул Мануэлю длинный монашеский плащ. Тот натянул на голову капюшон и завернулся в плотную ткань.
Пока они шли по темным улицам Мадрида, дождь прекратился, лишь под ногами хлюпала жидкая грязь.
Ночные звуки казались Мануэлю знакомыми, но они многократно усиливались, тревожили и пугали. Стук человеческих шагов звучал, как удар молота по наковальне, далекие крики вонзались в мозг, будто острый нож, ветер зазывал, как не знающее покоя привидение. Бедняга давно отвык от всего этого, забыл, какой должна быть обычная жизнь.
Спутник Мануэля привел его в квартал Лавапьес, где прежде гордый идальго ни за что не согласился бы жить, ибо тот был застроен тесными многоквартирными домами, населенными отчаявшимися, ожесточившимися людьми. То был порог, отделявший многих несчастных от окончательного и безвозвратного падения. Здесь был общий двор с фонтаном, куда жильцы ходили за водой с глиняными кувшинами, где, выясняя друг с другом отношения, кричали и сквернословили.
Незнакомец отворил дверь крохотной, бедно обставленной квартирки, предложил Мануэлю присесть и принялся растапливать маленькую печку. Это было кстати: оба продрогли, а с их волос и одежды на пол натекла огромная лужа. Впрочем, незнакомца, кажется, не брали ни усталость, ни холод.
Юноша протянул Мануэлю сухую одежду, и тот с отвращением стянул арестантские лохмотья. Желая как-то начать разговор, он произнес первое, что пришло на ум:
– Ты тоже… из конкистадоров?
Незнакомец повернулся, и мужчина наконец разглядел жесткие и прямые черные волосы, высокие скулы, миндалевидные глаза и бронзовый оттенок кожи.
– Нет, я скорее их жертва.
– Тогда… прости. И… спасибо.
– Не благодарите. Я сделал это ради Паолы.
