– Красотка! Хамид, какая у тебя славная женушка! А ты нам и не сказал, как она хороша собой и одевается со вкусом.
Тут и остальные обернулись поглядеть на меня. И что-то такое было в их взглядах (хотя опять-таки никто слова дурного не сказал), отчего не только я смутилась и покраснела, но и Хамиду сделалось неловко. Он поспешил сменить тему:
– Довольно об этом! Проходите в гостиную, мы принесем чай.
Кто сел на диван, кто на пол. Многие закурили. Хамид затеребил меня:
– Пепельницы! Неси сюда все наши пепельницы!
Я принесла из кухни пепельницы и раздала их курильщикам, потом вернулась в кухню и принялась разливать чай. Хамид вышел вслед за мной и спросил:
– Что за фокусы?
– Что? Ты о чем? – изумилась я.
– Что это за платье? Разоделась, как западная куколка. Иди, надень что-нибудь домашнее, рубашку и брюки или юбку. И умой лицо, а волосы собери.
– Но у меня лицо чистое, без косметики. Всего лишь чуточка помады, и то совсем светлой.
– Не знаю, что ты с собой сделала, но устрой так, чтобы не выделяться.
– Может быть, сажей лицо намазать?
– Вперед! – рявкнул он.
Глаза налились слезами. Никогда не угадаешь, что ему хорошо, что плохо. Внезапно мне стало дурно, как будто сказалась усталость за всю эту напряженную неделю. Сразу же усилилась простуда, которую я подхватила несколько дней тому назад и не лечила, голова пошла кругом. Из гостиной донесся чей-то голос:
– А где же чай?
Я собралась с силами, разлила чай по чашкам, и Хамид вынес поднос в гостиную.
Я пошла в спальню, сняла платье, села на край кровати и так и сидела. Ни единой мысли в голове, просто очень грустно. Потом я надела длинную блузу в складку, которую обычно носила дома, схватила первую попавшуюся юбку Волосы я заколола большой булавкой и ватным шариком стерла с губ остатки помады. Труднее всего оказалось проглотить застрявший в горле комок. Я боялась поймать свое отражение в зеркале: как бы не разреветься. Попыталась отвлечься, напомнила себе, что не полила рис осветленным маслом.
Выйдя из спальни, я столкнулась с одной из девушек, которая в тот момент появилась в дверях гостиной. При виде меня она удивилась:
– О, перемена наряда!
Все вытянули шеи, разглядывая меня, а я залилась краской до ушей. Хамид выглянул из кухни и пояснил:
– Ей так удобнее.
Я так и осталась в кухне, и меня больше никто не трогал. К двум часам все было готово, и я расстелила в холле скатерть. Дверь в гостиную я прикрыла, чтобы мне не мешали накрывать обед, но громкие голоса были отчетливо слышны, хотя я не понимала добрую половину сказанного. Они как будто на иностранном языке говорили. Сперва обсуждали какую-то диалектику, повторяя все время слова “население” и “массы” – почему бы не сказать попросту “народ”, “люди”?
