Танцевали сперва в комнатах, затем незаметно переместились на лестницы дворца Кшесинской. Выглянули и на «ленинский балкончик», с которого Поршман, сильно раскрутившись, вдруг швырнул Ивана вон…
И Иван, вращаясь в виртуозном фуэте, полетел на фоне звездного неба, мимо шпиля Адмиралтейства — за пределы Петрограда…
Медный Всадник рукой приветливо помахал ему вслед.
Конь под Медным Всадником рвется ввысь, сучит и перебирает передними копытами, напряженно приседает, пытаясь оторвать задние ноги от каменного подножия. Змей под его копытами, шипя и извиваясь, тоже рвется на волю… Ночная чухонская земля начинает проплывать у Ивана далеко под ногами.
Леса, луга, ручьи, реки, болота, валуны, скалы… Ровная гладь озера, освещенная полной луной.
Глава седьмая. ПЕРВЫЙ СОН ИВАНА
Неожиданно налетел вихрь… Небо резко потемнело. В беспроглядном мраке вьется снежная метель. Тревожная музыка звучит в ушах у Ивана…
Сквозь снежные вихри становится различим ночной хвойный лес, покрытые снегом валуны и скалы, гладь закованной в лед реки. По равнине едет кибитка, запряжённая тройкой лошадей. Лошади стали. Извозчик привстаёт на облучке, пытается сквозь вьюгу разглядеть силуэт, неясно различимый в поле.
Полузасыпанное снегом, распростертое на сугробе тело в тулупе и лаптях… Рука, торчащая из сугроба, крепко сжимает початый штоф…
Вот так, неприкаянной, как ноябрь, весной года 1725 от Рождества Христова, под завывания февральской вьюги, сменившей у полуночи апрельский ливень, и приснился рабу Божьему Ивану тяжелый и смутный сон…
Во сне увидел Ванюша большой, торжественно убранный зал. В зале том воздух мутен, как топленый воск. Шитые золотом державные орлы запрокинули царственные головы на тяжелых бархатных хоругвях. Сквозь свечное мутное курево мерцает злато-белый горделиво вознесшийся свод…
Иван в форме рядового Преображенского полка, времен царствования Петра Великого, уверенно движется по залу. На месте синяка под левым глазом у Ивана — еройская черная повязка.
Меж двумя неподвижными фигурами преображенцев белеет чье-то восковое лицо, меченное задранными вверх черными ниточками усов…
— Се Антихрист-батюшка! — узнал Иван своего знакомого Императора, — Доцарствовался, значится, кот казанский! Это что же таперича с Росеей-то будет?..
Иван-преображенец вдруг по-гвардейски выпрямляется, кричит громоподобное «Виват!», и церемониальным маршем направляется ко гробу императора. Ему наперерез выскакивает некто Хромой Мусью маленького роста, подпрыгивающий на тонких ножках, со шпагой на богатой перевязи, в огромном черном парике.
