— Кто ты такой, чтобы позволять себе подобные дерзости? Эй, стража! — крикнул Цфанк Шан и в тот же миг, побледнев, опустился на колени вслед за своим арфангом.
Незнакомец длинными заостренными когтями на кончиках пальцев сдвинул шапочку на затылок, открыв высокий выпуклый лоб и вперив в лицо крианскому властелину пару больших, круглых и без единой ресницы глаз, излучающих мертвенно-синий свет.
— Я люблю попирать властителей Галагара, когда они вот так простираются ниц предо мной, — сказал он и ухмыльнулся, пихнув Цфанк Шана в бок носком сапога.
— Великая радость, безмерное счастье! — раболепно бормотал крианский царь. — Сам всесильный Ра Он соизволил явиться! Военная судьба повернулась к нам лицом…
Ра Он расхохотался и, еще раз легонько пихнув царя сапогом, сказал:
— Знаю, знаю, и ты меня любишь. Поднимайся, царь, и жалуйся на свои несчастья. Что? Айзурские сосунки поколотили матерых крианских кронгов?
— Тебе ведомо все, о великий Ра Он! — воскликнул Цфанк Шан, нерешительно поднимаясь.
— Полно, полно, царь, поколотили — не беда, а наука. Мы это дело поправим. Да вели-ка поскорей окатить водой твоего боевого арфанга или по щекам отхлестать что ли! А то он со страху-то обмер, как девица на выданье — да и дух вон!
Но Хад Синку не помогли ни ледяная вода, ни хорошие оплеухи. Так его и уволокли из царского шатра в беспамятстве.
С рассветом войска Кри и Цли выстроились на Буйном лугу на расстоянии враг от врага в полатрора. Ра Он в сопровождении Цфанк Шана проехался вдоль крианских рядов верхом на поджаром, легком как вейра полосатом гаварде. Равнодушно скользнул он взглядом по самому цвету крианской гавардерии. Ни на один лум не придержав своего зверя, промчался мимо лучших витязей Кри — кичившихся пестрыми эмблемами на щитах и стягах да сверкавших в рассветных лучах вороненой броней и золочеными шлемами, — и вдруг остановился, врезавшись в расступившуюся толпу пеших ратников.
— Вот этому бывалому воину пускай дадут гаварда поплоше. Назначаю его героем наступившего дня, — сказал Ра Он, с улыбкой стрикля повернув лицо к растерявшемуся Цфанк Шану, и ткнул когтями в сторону какого-то ратника из тсаарнского ополчения. В помятом шишаке, в латанной-перелатанной, короткой и ржавой кольчужке, стоял он, опершись на длинное копье с айоловым древком и грубо сработанным железным наконечником, и переминался с ноги на ногу.
— Ну что, витязь, посрамим цлиянских сосунков?
— Ваша воля, посрамим, — нехотя отвечал ратник, робко поглядывая то на дварта, то на царя, и не в силах понять, к которому следует вперед обращаться. — Только вот прикажите хотя бы топорик выдать.
