Кровь и свет Галагара | страница 51
Наутро лодка с тремя героями на борту под небольшим прямоугольным парусом, подгоняемая свежим рассветным ветром и плавным течением зеленоватых вод Зиары, заскользила по направлению к Саркату.
Не будем говорить о том, как проводили время в пути царевич и его спутники, ни повторять слова форлийских витвол, которыми веселил сердца Ур Фты и Нодаля славный Кин Лакк, ни пересказывать произносимые тогда для забавы бесконечные истории любовных приключений витязя с посохом, давно заключенные в отдельную книгу, сотрудницу в грезах любвеобильных юнцов.
Перешагнем через день с пристани утра на берег ночи, взлетим на высокую стену из белого сафа вместе с Кин Лакком или, подобно Ур Фте и Нодалю, перелезем через нее по сброшенной форлом веревке из крепких волокон рудлы — пока неусыпные стражи расходятся в разные стороны, повернувшись друг к другу спиной. Оставим двоих у ворот гавардгала и проследим за третьим, крадущимся вдоль стены к восточным воротам сада, окружающего царский дворец.
Ты, верно, спросишь: к чему эти лишние хлопоты? Отчего бы не дождаться ясного дня и не войти в город с толпою жителей окрестных сел, стекающихся на базарную площадь Сарката? Почему бы не купить гавардов вместо того, чтобы красть их, да еще из-под носа у царских гавардиров? Ты недоумеваешь, не в силах подыскать какой-нибудь ответ на эти свои вопросы? Ну что ж, оттого ты и не был никогда в Галагаре, оттого и не стоял в ту ночь рядом со знаменитым Нодальвирхицуглигиром Наухтердибуртиалем, который, крадучись на женскую половину царского дворца, задушил волосяною удавкой одного за другим добрую дюжину отборных стражей, вооруженных топорами на длинных рукоятях, отомкнул не одну дюжину хитроумных запоров и, затаив дыхание, остановился у двери в опочивальню царевны. Прислушавшись и оглядевшись по сторонам, он мягко толкнул дверь и ступил за порог, перешагнув через тело здоровенного евнуха, облаченного в безрукавный тисан и широкие сатьяры из белого и алого цинволя. Нодаль сделал несколько шагов по направлению к невысокому ложу, занавешенному полупрозрачным чидьяровым пологом, — и его сознание помутилось. Но помутилось лишь на один мимолетный лум и, конечно, не от каких-нибудь подлых умыслов. Просто вдохнул он едва уловимый аромат драгоценных курений, витавший в сонных покоях прекрасной Шан Цот, или коснулся тяжелой рукой невесомой волнующей ткани…